Певица Ирина Лунгу о «Военном реквиеме» Бриттена с Теодором Курентзисом
Теодор Курентзис впервые в карьере дирижирует «Военный реквием» Бенджамина Бриттена с оркестром SWR в нескольких концертных залах Германии, включая ультрасовременный зал Эльбской филармонии в Гамбурге и Берлинскую филармонию. Партию сопрано исполняет певица из России — уроженка Воронежа Ирина Лунгу, которая рассказала Владимиру Дудину о сегодняшней актуальности Бриттена и стиле работы дирижера.
— Да, наш состав специально подобран согласно исторической концепции. Вместе со мной феноменальный в этом репертуаре англичанин Алан Клейтон и очень известный в России немецкий певец Маттиас Гёрне. В этом сочинении задействовано большое количество исполнителей, увеличенный состав оркестра, хор мальчиков — монументальная вещь. Мы живем в очень непростые времена, поэтому этот реквием сегодня как никогда кстати. Теодор Курентзис дирижирует это произведение впервые, долго к нему готовился. Всего у нас запланировано семь концертов. Концерт в Вене, правда, отменился по политическим мотивам, но вместо него появился концерт в Берлине, о чем я узнала с большой радостью, очень люблю Берлин, много там выступала.
— Нет, выучила его специально для этого проекта. Думаю, маэстро Курентзис выбрал меня с целью привнести нечто оперное, даже театральное в это исполнение, понимая, что я специализируюсь на бельканто. В «Военном реквиеме» есть цитаты из «Реквиема» Верди. Бриттен в период написания своего реквиема даже держал на рабочем столе партитуру Верди. Партия сопрано здесь стоит особняком, отличается от партий двух других солистов, во-первых, потому, что звучит на латыни и практически всегда вместе с хором. Сопрано играет роль обвинителя, осуждая то, что происходит вокруг, появление сопранового соло в партитуре всякий раз подчеркивает драматизм момента.
— Она очень наполнена, требует драматизма в голосе, крепкого звучания, нужно хорошо вызвучивать верхний регистр, в партии много верхних нот, интонационно неудобных ходов. Интонации итальянской оперы, ее обороты и каденции у меня обосновались давно и прочно, а Бриттен совершенно необычный, в музыке есть немало как бы атональных эпизодов, где нет тональной опоры, поддержки, требуется просто интонационная память. Но мне все это было очень интересно, я ведь дирижер хора по базовому образованию, сложные вещи меня только подстегивают, интересно покопаться в гармонии, анализе, помимо решения вокальных проблем.
— Да, мы работаем вместе впервые. Я была знакома с ним, мы много общались лет двадцать назад в Москве в кругу общих знакомых. Но сотрудничества по разным причинам не получилось. Прошло двадцать лет, и Теодор пригласил меня в «Военный реквием». Мы много репетировали, маэстро работал отдельно с каждым из солистов над разными моментами, над стилистикой. Этот реквием записывают, что требует от всех нас максимальной слаженности.
— Я была готова к тому, чтобы изменяться, выучила текст досконально, но старалась быть максимально «чистым листом», чтобы дирижер смог наносить на него свое видение. Так оно и произошло. Маэстро искал краски, а когда мы вышли к оркестру, начались поиски совершенно другого звука, он поменял мою позицию, переставив ближе к публике для лучшего акустического эффекта. У него есть талант ставить музыкантов в такие условия, чтобы все стремились выполнять свою задачу на 200%. Слышала от разных людей, что он нередко добивается сверхзвучностей, эфемерных звуков, но меня не просил ни о каких суперпиано — ничего того, что не соответствовало бы моей вокальной природе. Единственной просьбой была острота интонации, но ведь и музыка такая, что в ней не обойтись без стройности и строгости.