Пермская опера исполнила в Москве «Риголетто» и «Паяцев»
В рамках своего 155-го сезона Пермский театр оперы и балета представил на сцене московского Концертного зала имени Чайковского два оперных шедевра: «Риголетто» Джузеппе Верди (1851) и «Паяцев» (1892) Руджеро Леонкавалло. Концертные исполнения без восторга прослушал Константин Черкасов.
Московская филармония с честью продолжает знакомить своего слушателя с работами важнейших российских региональных театров: регулярными гостями за последние пару лет стали Нижний Новгород (с его первоклассным коллективом La voce strumentale под управлением Дмитрия Синьковского) и Пермь. Прошлогодние пермские гастроли с программой из Малера, Рихарда Штрауса и Бартока благодаря работам Натальи Буклаги (мерцающие рассудочным холодом «Песни странствующего подмастерья»), Надежды Павловой (разнузданно-порочная Саломея с гравюр Бёрдслея) и филигранному дирижированию Федора Леднева в «Замке герцога Синяя Борода» произвели сильное впечатление.
В этот раз за пультом оба вечера находился главный дирижер театра Владимир Ткаченко, очевидно считающий своей миссией хотя бы в концертном виде вернуть на пермскую сцену популярные, но давно не шедшие названия. Последняя постановка «Риголетто» датируется 1997 годом, «Паяцев» — 2001-м. Благая цель. Однако формально простые и даже грубые истории («Риголетто» — отец-одиночка мстит хозяину за изнасилование единственной и любимой дочки, «Паяцы» — муж убивает неверную жену и ее любовника) писаны разными техниками. Сыграть веристских «Паяцев» грубыми мастихиновыми мазками в динамике, скорее привычной полковому тамбурмажору, чем академическому дирижеру, можно — даром что история якобы народно-площадная. Местами даже получилось эффектно: хоровые сцены, предваряющие как появление собственно «паяцев», так и начало их рокового представления, звучали в замедленных темпах на правах монументальной похоронной мессы (хормейстер — Валерия Сафонова). Но до остальных изысков дело не дошло, и обиднее всего за дуэт Недды и Сильвио, в котором можно расслышать будущее итальянской музыки — в этом фрагменте легким контуром проступают предстоящие опусы Дзандонаи («Франческа да Римини», 1914) или Респиги («Пинии Рима», 1924).
А вот «Риголетто», написанный с оглядкой на традиции бельканто и потому заведомо требующий более тонкой выделки, от такого подхода слегка затрещал по швам: медные духовые не могли сойтись с фаготами в интродукции к I акту, ансамбли первой картины того же акта рассыпались, английский рожок не вторил плачу Риголетто, но настойчиво вступал с ним в спор, пытаясь выйти на первое место. А не особенно нужные ускорения темпов в окончаниях дуэтов, теоретически оправданные в спектакле (допустим, Герцог, он же мнимый «Гуальтьер Мальде», спешно прячется от возвращающегося домой Риголетто), в концертном исполнении не поддавались логическому объяснению.
В отличие от прошлогодних вечеров, в гастролях приняли участие приглашенные исполнители — и вот это вызывает вопрос: есть ли смысл представлять театр названиями, для которых у самого театра нет исполнителей? Алексей Татаринцев (Герцог Мантуанский), чей изящный лирический тенор подходит этой партии как горячий нож маслу, явно переборщил с как бы итальянскими «всхлипываниями» и ферматами на высоких нотах. Молодой драматический баритон из Новосибирска Павел Анциферов предъявил серьезную заявку на первоклассного Риголетто в будущем. Тесситурных сложностей певец не знает (вставные ля-бемоли во II и III актах тому показатель), но внутреннему содержанию нужно внешнее самовыражение: даже в концертном исполнении Риголетто быть каменным гостем не с руки. Михаил Пирогов уверенно закрывает собой партию Канио, но по гамбургскому счету его яркому тенору-спинто в этой партии не хватает плотности в среднем и нижнем регистрах.
Из солистов непосредственно Пермской оперы в первый вечер наилучшим образом прозвучала Ирина Байкова, чья хрупкая и романтически-надломленная Джильда моментально приковывала к себе внимание. В «Паяцах» же достойный дуэт легко прозвучивающих зал голосов составили Зарина Абаева (Недда) и Евгений Бовыкин (Сильвио), с видимым удовольствием купавшиеся в фактурной музыке итальянского веризма.