Алексей Тарханов о выставке южноамериканских художников в российском павильоне в Венеции
Россия в Венеции будет представлять Боливию. Итальянская Il Giornale dell’arte и ее российская сестра The Art Newspaper Russia сообщили, что на начинающейся 20 апреля биеннале в принадлежащем нашей стране павильоне откроется выставка южноамериканских художников. Это уже третье отсутствие России на международной выставке искусства и архитектуры.
Национальному павильону, построенному архитектором Алексеем Щусевым, уже 110 лет. Роль павильонов, принадлежащих государствам, на биеннале особая. По сути, это дипломатические представительства национального искусства. С режимом художественной экстерриториальности.
Если на Венецианском фестивале руководители и отборщики могут решить, принять ли в конкурс фильмы из России, пространством в щусевском павильоне распоряжается команда художников и кураторов, назначаемых Министерством культуры страны. Если Олимпийский комитет не допускает российских спортсменов выступать под национальным флагом — сначала в связи с допинговым скандалом, а затем в связи с международными санкциями,— Олимпиада искусств в Венеции имеет свой собственный «русский стадион», принадлежащий госзагрансобственности управления делами президента.
За время существования биеннале, основанной в 1895 году, в строю национальных павильонов было много перемен — в такт меняющейся политической карте мира. Только на нашей памяти через павильон Чехословакии будто прошла граница разделения Чехии и Словакии, а павильон Югославии вдруг оказался вместилищем семи независимых стран. Павильон, построенный Российской империей, был унаследован империей советской, а затем и Российской Федерацией. Другие некогда входившие в СССР страны вынуждены были искать в Венеции другие площадки. Но это важное дипломатическое арт-представительство в течение многих лет после перестройки зависело больше от щедрости частных лиц, чем от государственных институтов. Что и позволило выставиться здесь многим известным современным художникам, таким как Гриша Брускин, Вадим Захаров, Илья Кабаков, Максим Кантор, Андрей Монастырский, Ирина Нахова.
С 2021 года Минкульт взял курс на госопеку и на завоевание в Венеции влияния и призов, точно на Олимпиадах. Были заменены комиссары и кураторы. Как прокомментировали это западные критики, «русские вышли на охоту за Львом» («Золотой лев» — главный приз биеннале). Однако в феврале 2022 года куратор российского павильона Раймундас Малашаускас и художники Кирилл Савченков и Александра Сухарева отказались от участия за два месяца до начала 59-й художественной биеннале. Павильон простоял закрытым с апреля до ноября, и единственной связанной с ним художественной акцией стала протестная выставка — одиночный пикет живущего в Германии российского концептуалиста Вадима Захарова, кстати, представлявшего РФ на биеннале 2013 года. Не было России и в следующем году на архитектурной биеннале. Не будет и в этом на художественной.
Владельцы павильона оказались в ситуации цугцванга. Оставим в стороне проблемы технические — визы участникам, перевозка произведений,— все то, что легко решалось до начала 2020-х, во времена великой российско-итальянской художественной дружбы, когда новый музей в Москве строил Ренцо Пьяно, а в Венеции открывались выставочные пространства российских фондов и галерей.
Важнее проблемы идеологические. Отдать сегодня павильон современным художникам с часто несовременной в России позицией опасно и для руководителей проекта, и для самих участников: чего доброго, их высказывания сочтут «экстремистскими». Отдать павильон художникам остропатриотической направленности — значит вызвать скандал и, скорее всего, натолкнуться на ответные акции. Можно вспомнить историю 1977 года, когда в параллель официозной экспозиции советского павильона биеннале организовала выставку неофициального искусства СССР и стран Восточной Европы.
Благо, в отличие от шахмат, в художественной политике можно пропустить ход. А чтобы это не так бросалось в глаза, владельцы павильона сделали жест в сторону наших горячих латиноамериканских друзей. Вероятно, в создавшейся ситуации это стало лучшим аппаратным, в высшей степени дипломатическим решением.