Музей AZ возобновил работу выставкой «Анатолий Зверев. Открытое хранение»
К своему десятилетию Музей AZ перезапустился после ремонта, продолжавшегося полтора года, и показал обновленное пространство — вместе с проектом «Анатолий Зверев. Открытое хранение». В последние годы Зверева признали классиком даже скептики, но имидж возмутителя спокойствия и богатая биография не позволили ему превратиться в памятник самому себе, в чем убеждает новая выставка.
Музей AZ открылся в 2015 году. Детище коллекционера Наталии Опалевой и галериста Полины Лобачевской создавалось как музей одного художника. Анатолий Зверев был вполне достойной кандидатурой: яркий, шумный, вольнолюбивый, часто бездомный, ночевавший у друзей или привечавшего его Костаки, он рисовал стремительно и чем попало — даже окурками — и охотно обменивал только что созданный шедевр на бутылку. Колоритный миф о Звереве складывался годами. Музей AZ своими проектами сделал этот притягательный и все же упрощенный образ объемнее, а кое-что и опроверг. Например, показал, что за кривой ухмылкой бродяги и балагура, своего рода современного трикстера, скрывался тонкий ранимый человек.
Впрочем, новой институции вскоре стало тесно в выбранном «амплуа», и к Звереву добавились другие имена. Например, коллег-нонконформистов — Владимира Немухина, Дмитрия Краснопевцева, Владимира Яковлева — или совсем уж далеких звезд, вроде Сальвадора Дали, или молодых авторов: огромное количество видеоинсталляций для музейных проектов сделал Платон Инфанте. В итоге Зверев из хулигана и маргинала — а некоторые смаковали жареные факты из его биографии, отбросив остальные,— превратился в заслуженного и, страшно сказать, респектабельного художника. Правда, в основном в глазах зрителей, которые и так были знакомы с его творчеством. Для молодого поколения Зверев, как большинство нонконформистов, своеобразная terra incognita.
Новая экспозиция, придуманная куратором Катей Бочавар, переносит звездного художника из заоблачных высей на расстояние вытянутой руки.
Причем в прямом смысле: весь первый этаж превращен в зону открытого хранения. На железных, взмывающих под потолок сетках висят работы Анатолия Зверева: примерно так и выглядят настоящие запасники. В последнее время пускать зрителей в святая святых превратилось в музейный тренд. Это позволяет показать вещи, десятилетиями томившиеся в фондах, а заодно и создать у публики ощущение сопричастности.
В Музее AZ можно даже самостоятельно двигать выстроенные в ряд сетки с работами, чтобы добраться до дальних. Впрочем, этот веселый аттракцион не отвлекает от главного — самих произведений. Среди них есть небольшие листы с опаленными уголками: чуть не сгоревшие в 1976 году вместе с дачей Костаки в Баковке. Внезапно вспыхнувший пожар уничтожил множество сокровищ: иконы, произведения Гончаровой, Экстер, шестидесятников. Зато работы Зверева, хранившиеся в сарае, уцелели, лишь закоптились края: это придало им налет вечности. Некоторые опаленные вещи — особенно незаконченные, с нарисованными огромными глазами — напоминают фаюмские портреты, древние погребальные изображения, герои которых смотрят на зрителей откуда-то из иных миров.
Зверев лавировал между эпохами, от Рембрандта до Поллока, несмотря на имидж дикаря-самоучки. Но, конечно, все пропускал через призму собственного «я». Несмотря на множество «детуль» (то есть романтичных женских портретов), явленных миру, он оставался главным героем своих работ. Неудивительно, что второй этаж музея целиком отдали под его автопортреты. Здесь Зверев очень разный: например, резкий и ершистый, как на ранней работе, в матроске. Попав в армию, во флот, он быстро демобилизовался: подчинение, дисциплина — это было точно не про него. С некоторых портретов смотрит интеллигентный взволнованный юноша — ни дать ни взять народник, взявшийся нести просвещение в массы. На других — фирменный «вангоговский» образ: как и голландец, Зверев позирует в меховой шапке, правда, с дополнительным аксессуаром — бутылкой. А иногда задумчиво подпирает голову, словно рефлексирует относительно себя и своего места в жизни.
Зверев дожил до своей первой персоналки в СССР в 1984-м (за рубежом благодаря коллекционеру и дирижеру Игорю Маркевичу она случилась еще в 60-е), но вряд чувствовал себя востребованным и нужным — даже в тот триумфальный момент. И его автопортреты были еще и обращением к собеседнику, который понимал его лучше остальных,— к самому себе. С тех пор прошло немало времени, теперь все по-другому: есть и признание, и выставки, и даже музей. Нет только самого Зверева, и сложно сказать, радовался ли бы он свалившейся на него наконец славе или, ухмыльнувшись, заговорил бы о каком-нибудь пустяке.