«»Салоны» Дидро» в ГМИИ имени Пушкина
В ГМИИ имени Пушкина проходит выставка «»Салоны» Дидро. Выставки современного искусства в Париже XVIII века». Дени Дидро (1713–1784), писателя, философа, энциклопедиста, одну из ключевых фигур эпохи Просвещения, она показывает в амплуа влиятельного арт-критика. Его рукописные обзоры академических выставок в Лувре изначально адресовались узкому кругу европейских монархов, включая Екатерину II, но быстро стали популярны и за пределами дворов: остроумные, живые, подробные рецензии создавали эффект присутствия. Опубликованные после смерти Дидро «Салоны» признаны одной из вершин его творчества. На нынешней выставке им добавили иллюстраций, причем натуральных,— это те самые произведения (из Пушкинского, Эрмитажа, других российских музеев), которые в свое время разбирал Дидро. Парижской художественной атмосферой «века разума» проникался Игорь Гребельников.
России очень повезло с Дидро — в том смысле, что даже сейчас, когда межмузейные связи с Европой оборваны, можно собрать исключительно по российским музеям, библиотекам, архивам блистательную выставку о французском искусстве XVIII века. В ней великий философ участвует не только своим именем и цитатами из «Салонов», наводящими совершенно другую оптику восприятия на хорошо знакомые произведения Буше, Грёза, Фрагонара, Шардена, Верне и других художников из постоянных экспозиций ГМИИ и Эрмитажа. На нынешнем показе к произведениям живописи, скульптуры и графики, шпалерам, медалям и картам добавлено то, что напрямую отсылает к славе Парижа как столице Просвещения,— книжные раритеты из знаменитой библиотеки Дидро, включая тома подготовленной им «Энциклопедии», его рукописи, выпуски рукописного журнала «Литературная корреспонденция», в которых как раз и публиковались рецензии на выставки Королевской академии.
Покупка Екатериной II в 1765 году у Дидро его личной библиотеки стала щедрым дружеским жестом по отношению к философу, с которым она давно вела переписку: императрица оставила книги ему в пользование до конца жизни, назначила его самого библиотекарем и выплатила жалованье за 50 лет вперед, обеспечив таким образом безбедную жизнь. Дидро не остался в долгу: писатель как мог расхваливал императрицу и ее правление, откликнулся (в отличие от Вольтера и Руссо) на ее приглашение приехать в Россию и провел здесь пять месяцев, чуть ли не ежедневно общаясь с Екатериной. Дидро порекомендовал ей в качестве автора памятнику Петру I своего друга скульптора Фальконе и даже участвовал советами в создании «Медного всадника», способствовал в приобретении для Эрмитажа коллекции финансиста Кроза де Тьера, включавшей шедевры Рафаэля, Джорджоне, Тициана, Рубенса, Рембрандта, Пуссена, не говоря уже о современных французских художниках, которым при его посредничестве сыпались заказы от императрицы. Ну и конечно, влиял на вкус Екатерины II через свои блистательные обзоры луврских выставок: она была самой щедрой подписчицей «Литературной корреспонденции».
Это регулярное издание, предназначенное считаным подписчикам — европейским монархам и членам их семей, затеял в 1753 году обосновавшийся в Париже немецкий публицист Фридрих Мельхиор Гримм. На его рукописных страницах освещались самые яркие литературные и театральные события Парижа (описывал их в основном сам Гримм), а с 1759 года в журнале стали появляться обзоры выставок Дидро, раздел так и назывался — «Салон». Это было новым занятием и для самого философа, к тому времени уже мировой знаменитости — инициатора, редактора и одного из авторов «Энциклопедии, или Толкового словаря наук, искусств и ремесел». Описывая выставки, Дидро, друживший со многими художниками, то подчеркивает свое неофитство, то, напротив, блещет невероятной искусствоведческой подкованностью, одних и тех же художников то захваливает, то громит, время от времени раздает советы, как было бы лучше и как бы поступил он. Критикуя или хваля, он почти всегда самым подробным образом описывает картины, скульптуру, графику, добавляя к этому яркие личные впечатления и колкие замечания, и все это чуть ли не с разговорной интонацией. «Картин много, друг мой, много плохих картин. А ведь я всегда предпочитаю похвалу порицанию. Восхищаясь, я счастлив. Что может быть лучше, нежели восхищаться и быть счастливым?» — этим пассажем философ начинает свой первый обзор 1759 года.
То, что «Литературная корреспонденция» изначально рассылалась адресно и только высокопоставленным особам, позволяло Дидро не стесняться в выражениях, ведь высказывался он вроде как и непублично. «Скажите-ка, господин Шалль, как это вы ухитрились стать художником? — обращается он риторически к Жану Фредерику Шаллю, мастеру фривольных сцен, зная, что тот эту тираду вряд ли прочитает.— Ведь существует множество других профессий, а в обществе даже посредственность полезна. Художником же надобно родиться. А вы вот уже более тридцати лет занимаетесь этим ремеслом, не ведая, что сие такое, да так и умрете, ни о чем не догадавшись».
И даже, казалось бы, любимцы философа не застрахованы от суровых оценок. «Рождеством» Франсуа Буше Дидро восхищался в своем первом отзыве с Салона, но, увидев пастораль Буше на выставке 1765 года, призывал к самым решительным мерам: «Друг мой, неужели в Академии нет полиции? Если уж не нашлось комиссара, который помешал бы этой картине проникнуть сюда, то не будет ли дозволено вышвырнуть ее пинком из Салона?..»
Рецензии Дидро выходили, естественно, без иллюстраций. Выставка в Пушкинском музее берется исправить эту «несправедливость» — благо работы, отрецензированные в свое время Дидро, есть в наших собраниях,— но достигает ли этот ход своей цели? То же ли самое писал бы автор, зная, что к его словам будет прилагаться наглядная иллюстрация? Цитаты из Дидро, относящиеся к тому или иному произведению, теперь можно сопоставить с самой картиной, висящей рядом, но при этом будто рассеивается энергия его текстов, призванная стимулировать наше воображение. Впрочем, ничто не мешает от доски до доски перечитать «Салоны» после выставки.
Сама же выставка (а это более 200 экспонатов, из которых многие показаны впервые, 40 — специально отреставрированы, 20 — выставляются с новой атрибуцией), по замыслу куратора Анны Сулимовой, претендует также и на основательное погружение в парижскую художественную и интеллектуальную жизнь эпохи Просвещения. Так, обширный раздел посвящен самому феномену академического Салона: первая общедоступная, бесплатная выставка прошла по инициативе Людовика XIV в 1667 году во дворе Пале-Рояль, а с 1699 года они стали регулярно проводиться в Лувре, привлекая с каждым годом все больше участников и публики, создавая Парижу имидж художественной столицы. Один из залов воспроизводит масштаб луврского Квадратного салона (который и дал название этим выставкам) с примером шпалерной развески картин, строго блюдущей иерархию жанров: от живописи на исторические и мифологические сюжеты в верхних рядах и важных особ в центре до жанровых сцен, натюрмортов и портретов на уровне зрительских глаз. Кураторам удалось найти экспонаты (либо их варианты или графические копии), относящиеся к Салонам разных лет, по которым зритель вполне может ощутить нарастание раскрепощающей волны в развитии живописи от классицизма к рококо, а комментарии Дидро ее поддержат.