«Песнь любви, песнь скорби» в театре «Шалом»
Режиссер и перформер Полина Кардымон выпустила в московском театре «Шалом» спектакль по двум книгам Ветхого завета, которые старинная традиция приписывает царю Соломону,— речь об «Экклезиасте» («Книга Проповедника)» и «Песне песней». На спектакле побывала Алла Шендерова.
Библейские тексты, то есть основа основ,— логичный выбор для переломной поры. В прежние времена новосибирская художница Полина Кардымон устраивала необычные перформансы (вроде рытья котлована в Воронеже — на родине Платонова, «Котлован» написавшего) и ставила новаторские спектакли. Один из них, «Детство. Коромысли. Глава 3», в котором современные актрисы пели фольклорные тексты о рождении и взрослении, успел получить «Золотую маску» в номинации «Эксперимент».
Театр «Шалом» открылся после многолетнего ремонта тоже в 2023 году, на волне перемен, слияний и упразднений. Так вышло — где-то что-то закрылось, где-то открылось. Собственно, об этом рассказывает первая часть спектакля: изречения царя Соломона напоминают нам о том, что бывает время собирать камни, а бывает время разбрасывать. И вообще, «тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим».
Художница Анастасия Юдина установила на маленькой сцене крестообразную эстраду, окруженную прозрачной поверхностью, мерцающей в темноте, словно вода. На крестообразных возвышениях лежат люди с баулами, и только один из них, седовласый, сидит и неподвижно смотрит в зал. Потом он начнет двигаться к рампе, напоминая, что «все произошло из праха и все превратится в прах». У Григория Кагановича красивый голос, им он и озвучивает величественные тексты Соломона. От них маленький зал легко погружается в транс. Но тут артист, присев сбоку сцены, раскладывает перед собой листки с текстом и обнажает прием, читая не только слова библейской книги, обработанные драматургом Егором Зайцевым, но и режиссерские ремарки: «»Песнь любви, песнь скорби». Пометка: уточнить жанр».
Транс в зале тут же заканчивается, потому что будничная речь дается актеру хуже, чем пафос проповедника. «Автор текста сознательно примеряет маску Соломона»,— произносит он, и его интонация застревает где-то между мифическим царем и современным артистом, роль которого названа в спектакле «Первый человек» (всего их на сцене семь). Впрочем, когда он упомянет Сизифа, скакнув из древнееврейской мудрости в греческую мифологию, а из глубины сцены на нас покатит нечто похожее на гигантский грецкий орех, транс (или оторопь?) еще вернется.
А тем временем человеческая масса на подмостках будет в страхе расползаться в стороны, успевая отпускать едкие комментарии по поводу текста Первого. И тогда сверху — вместо божьего гласа — их одернет жесткий голос режиссера: «Идите по тексту!»
Все как всегда: пафос на сцене дается артистам легче, чем нормальная человеческая речь. Physical theatre (хореограф Никита Петров) выходит намного органичнее, чем звучащее слово. Ну так все это почти столь же не ново, как реплика Первого, в тоске вопрошающего, когда наконец закончится зло и появится на земле Человек-человек, а не Человек-змея и прочие недолюди, олицетворяющие неустроенность людского бытия.
Зло, как следует из «Экклезиаста», возможно, самой безнадежной книги человечества, на земле едва ли закончится. Но, как явствует уже из спектакля, бывают периоды, когда оно отступает. Второй акт — «Песнь песней» — рождается из недр первого и служит не то чтобы утешением, а уточнением: оказывается, в непролазном мраке, где не только мы давим друг друга, но и нас того гляди раздавит сизифов камень,— посреди всего этого существует любовь.
В спектакле пронизанные эротикой тексты библейской книги перемежаются танцами (отлично двигаются все, но особенно — Евгения Романова), а бесконечные, иногда нелепые на современный слух, восточные сравнения опускают, превращая текст в смешную скороговорку: «Твоя голова похожа на это, а волосы — на то…». А потом речь и вовсе становится рок-музыкой в сопровождении двух артистов с гитарами.
Как бы то ни было, в режиссуре Полины Кардымон «Песнь песней» — не столько о плотской любви, сколько вообще о любви и доброте, не случайно слух цепляется за фразу «Горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его», выхватывая ее в общем гомоне. И, в общем, если судить по второму акту, все не так безнадежно: бывает тотальная разобщенность, но бывает общий танец, всему свое время, и время всякой вещи под небом.
Что касается слов и текстов, то в прежние (и ведь совсем недавние) времена драматург и режиссер Михаил Угаров, чтобы актеры не фальшивили, предлагал им «ноль-позицию» по отношению к своим героям — и тогда поиск естественной, сегодняшней интонации упрощался. Но Угарова нет. А театр опять изобретает себя заново. Заново читает Библию. Заново ищет голос и учится говорить со зрителем. Дадим ему время. Только бы не фальшивили.