Манюэль Легри вернул «Щелкунчик» в «Ла Скала»
Миланский театр «Ла Скала» свой балетный сезон-2024/25 (по традиции он здесь начинается в декабре) открыл «Щелкунчиком» Чайковского: худрук труппы Манюэль Легри представил версию Рудольфа Нуреева и предсказуемо обеспечил театру аншлаг. Из Милана — Татьяна Кузнецова.
В прошлом сезоне балетный худрук труппы Манюэль Легри попытался избежать елочно-снежных банальностей: на декабрьское открытие он поставил «Коппелию» в новой постановке Алексея Ратманского (см. “Ъ” от 23 декабря 2012 года). Но попытка не удалась: судя по кассе и рецензиям, публика потребовала возвращения рождественского балета, на который здесь детей почти не водят: взрослые сами желают вспомнить безмятежное детство и стародавнюю классическую постановку. Здесь таковой почитается версия Рудольфа Нуреева, поставленная в «Ковент-Гардене» ровно 60 лет назад, затем перенесенная им в Парижскую оперу, а уж оттуда распространившаяся по остальной Европе. Парижанин Легри, сам танцевавший в этом спектакле и содействовавший его распространению, восстановил «Щелкунчика» со всем педантизмом, включая, разумеется, исторические декорации Николаса Георгиадиса со всеми их находками и странностями — с убогой елкой на заднем плане, с мрачными статуями каких-то средневековых рыцарей на пустыре вместо заснеженного леса. Нет ни Конфитюренбурга, ни прочих сказочных дворцов — все чудеса происходят в особняке Штальбаумов. Так в свое время придумал Нуреев, которого явно раздражали нелепости либретто Мариуса Петипа.
Надо отдать должное логике Нуреева, тогда начинающего хореографа, сообразившего, как избавиться от дивертисмента сладостей и заодно разрешить проблему трагической музыки в начале второго акта, с которой балетмейстеры обычно не знают, что делать. У Нуреева в этом эпизоде девочку Клару, заснувшую еще в первом действии во время чинного старческого гросфатера, осаждают летучие мыши, под личинами которых скрываются ее родные. Принц срывает с них маски, после чего родственники девочки разыгрывают домашний дивертисмент, танцуя все эти «Кофе», «Шоколад», «Чай» и прочие трепаки. Вторая идея Нуреева состояла в том, что никакого Принца Клара не ждет. Она заворожена крестным — кривым и колченогим харизматиком Дроссельмейером, который и превращается в ее сне в молодого красавца. Понятно, что на премьере в «Ковент-Гардене» обе роли исполнял 26-летний Нуреев.
И конечно, сконцентрировался на танцах главных персонажей. Бои мышей с солдатиками, рождественский бал, дивертисмент — все это он сочинял спустя рукава, не гнушаясь использовать фрагменты балета Вайнонена; его феноменальная память сохранила советский детский спектакль во всех подробностях. В нуреевской версии тоже заняты дети, не только в рождественских сценах, но и в игрушечных сражениях. Мыши так же долго и глупо ползают на четвереньках, конники Щелкунчика, утопленные в «крупы» бутафорских коней, также скачут на собственных ногах. Снежинки тоже замирают в позе умирающего лебедя, прыгают жете и делают шене на полупальцах с поднятыми руками, а в «Русском танце» и во «французском» па-де-труа у Вайнонена позаимствованы целые комбинации.
Для хореографа это было неважно. Выстраивая заново главные партии, Нуреев поставил несколько замечательных адажио, в которых Дроссельмейер-Принц буквально манипулирует девочкой, властно вращая ее вправо-влево, взметая в верхние поддержки и низвергая с них в глубокие «бревнышки». В дуэтах пара часто исполняет параллельные па — изощренно-прихотливые, с заносками, синкопами и сменой ракурсов, вдобавок партнер имеет личные микросоло — торжествующие и виртуозные. Так и получилось, что вопреки всем классическим канонам главным героем нуреевского «Щелкунчика» оказался Принц-Дроссельмейер, жаждущий любви и признания.
Очевидно, сознавая это, в «Ла Скала» на главную роль Манюэль Легри выписал этуаль Парижской оперы — рослого атлетичного красавца Уго Маршана. Этуаль оказался чрезмерно предупредительным. Деля свое скромное обаяние между публикой и партнершей, он выполнял нуреевские па честно, но без щегольства, а в главной вариации, куда Нуреев включил советские двойные содебаски и свое любимое jete en tournant, и вовсе оконфузился: в содебасках все части его крупного тела работали вразнобой, а на кругах жете «задняя» нога непозволительно провисала ниже «передней».
Алиса Мариани, итальянская партнерша этуали, возведенная Легри в ранг примы-балерины за техническую безупречность, в «Щелкунчике» продемонстрировала и актерскую состоятельность. В нуреевской версии девочка чувствует себя принцессой только в финальном па-де-де, и в «Ла Скала» так оно и вышло. Грация, женственность, уверенность балерины превратили каверзы хореографии в козыри: долгие апломбы (стояния на пуанте без поддержки), коварные мягкие спуски с пальцев, уходящие с вертикальной линии, фуэте в арабеск, разбивающие круги вращений, и вращательные фуэте en dedans (в другую сторону по отношению к привычным) она проделывала с торжествующей элегантностью, что лишь подчеркивало веселую послушную легкость, отличавшую ее Клару на протяжении всего спектакля.
«Щелкунчик» требует многолюдства, а труппа «Ла Скала» невелика, к тому же кордебалетные танцы нуреевской версии отличаются поворотливостью, сменой ритма и прочими неудобствами, требующими от артистов не только выучки и выносливости, но и незаурядной координации. Стремительные переодевания и хореографические сложности лишь подхлестнули азарт миланского кордебалета, успевшего за время правления Легри научиться дотягивать стопы и соблюдать позиции: «Снежинки» и «Вальс» выглядели вполне по-столичному.
В этом сезоне миланской труппе предстоит станцевать еще три балета из репертуара Парижской оперы — Манюэль Легри не проявил особой изобретательности по части пополнения афиши. Однако в предусмотрительности ему не откажешь: поставив на старте сезона «Щелкунчик», худрук не только ублажил зрителей, принявших балет с восторгом несколько несоразмерным, но и подготовил артистов к будущим испытаниям.