Открылся Зальцбургский фестиваль
Чего только не попадает в программу Зальцбургского фестиваля, но, кажется, прежде в ней не было тирольских и баварских танцев, когда мужчины в кожаных шортах отстукивают ритм всеми частями тела да поют при этом йодли. Впрочем, танцы вошли не в официальную часть фестиваля, но в программу открытия.
Праздник по случаю открытия длится три дня, проходит по всему городу и объединяет почти 80 событий, от экскурсий по выставкам до полноценных концертов и даже открытых предпремьерных репетиций. Количественно это лишь вдвое меньше программы самого фестиваля — там 174 представления (оперы, драматические спектакли и концерты) плюс отдельно 37 событий для молодежи. В дни открытия детские воркшопы соседствуют с мастер-классом для органистов, вечера танцев — с перформансами, где задействованы костюмы из исторической коллекции фестивальных мастерских.
Знаменитые актеры, участвующие в спектакле «Имярек», продают мороженое в пользу благотворительных фондов.
Остальные события бесплатны для публики, хотя порой нужна регистрация — в этом году раздали больше 11 тыс. билетов.
Собственно фестиваль традиционно открывается большой концертной программой, названной по-французски, «Ouverture spirituelle», «Духовная увертюра». Основная часть фестиваля после этой увертюры стартует лишь 26 июля, и на мероприятии по этому поводу к зальцбургской публике обратится американо-польский историк Энн Эпплбаум; девиз фестиваля в этом году — «Фатум». В программе, как обычно, много российских имен: Дмитрий Черняков, Теодор Курентзис и Кирилл Серебренников соседствуют с Леонидом Андреевым, Владимиром Сорокиным (обещаны спектакли по их прозе), Чеховым (опера Петера Этвёша по «Трем сестрам»). А также пианистами: к привычному набору Соколов—Трифонов—Володось—Левит—Кисин (Евгений Кисин признан в РФ иностранным агентом) добавились имена Юлианны Авдеевой и Александра Малофеева.
А на первом концерте прозвучала оратория «Плот “Медузы”» — классика послевоенной немецкой музыки Ханса Вернера Хенце (1926–2012). Классиками, как известно, не рождаются, а в современном искусстве вообще становятся после скандала. «Плот “Медузы”» и стал таким скандалом в биографии Хенце.
На гамбургской премьере 1968 года солировал полицейский спецназ, причем он вошел в зал еще до того, как солисты и дирижер — за пульт собирался встать сам композитор — появились на сцене. Виной всему были студенческие волнения в Европе.
Новый опус Хенце писал по заказу оркестра Северогерманского радио. Протестовавшие перед началом концерта студенты возмущались скорее буржуазной публикой, чем композитором. Конечно, автор был знаменит критическими высказываниями в адрес капитализма, но, по сути, он лишь стремился приблизить музыку к массам. На сцене, правда, красовались портрет кубинского революционера Че Гевары и красное знамя, но повод ли это для полицейского вторжения как пролога?
Сам Хенце вспоминал, что обстановка в целом была накаленной и его товарищ по Итальянской компартии (живший вблизи Рима Хенце в ней состоял) Пьер Паоло Пазолини в те дни резко критиковал участвовавших в волнениях студентов как «буржуйских сынков»: дескать, только рабочие могут полноценно выступать с действенной критикой власти.
Хенце определил «Плот “Медузы”», играя старинными жанровыми терминами, как «oratorio volgare e militare», то есть оратория для простого народа и милитаризованная, военная. Она создавалась по мотивам картины Теодора Жерико «Плот “Медузы”», которая считается критикой режима Реставрации во Франции, но рассказывает о кораблекрушении в Атлантическом океане. 2 июля 1816 года фрегат «Медуза» разбился о риф. Как и позднее на «Титанике», шлюпок хватило далеко не на всех — на капитана, его друзей, родственников и высших офицеров. Для пассажиров классом пониже сколотили огромный плот, куда вместилось 149 человек. Исполняющий «пассажирскую партию» «Хор живых» стоит сначала справа, перед ним — главное действующее лицо оперы, мулат Жан-Шарль (впечатлил баритон Георг Нигль): на основе его дневников Эрнст Шнабель создал либретто, дополнив его фрагментами «Божественной комедии» Данте. Постепенно большинство перемещается в «Хор умирающих», а затем и влево, где поет Смерть (сопрано Катрин Зуковски),— так образуется «Хор мертвых». Вблизи дирижера — Харон (чтец Удо Замель поначалу так волновался, что слегка сбился, но затем набрал форму и едва не запел свой текст). Симфоническим оркестром Венского радио дирижировал Инго Метцмахер, знаток творчества Хенце.
Сложнейшая задача, поставленная композитором,— огромный хор. Ради оратории в Зальцбурге объединили хоры Баварского и Западногерманского радио.
Помимо вокальных перед хористами стояли и задачи логистические — перемещаться по оказавшейся вдруг тесной сцене Скального манежа оказалось непросто, а в либретто эти перемещения записаны строго.
В конце концов справа, среди «живых», осталось всего 27 человек, но и их количество вскоре упало до 15. В жизни более сильные просто выкинули за борт более слабых, до этого, судя по всему, они же занимались каннибализмом.
В 1968-м премьера в итоге прошла по радио — там прозвучала запись генеральной репетиции. Вскоре Хенце поехал на Кубу, взяв с собой пленку с «Плотом», чем опять раззадорил оппонентов. Но дело его оказалось правым: один из самых дорогих фестивалей мира со спонсорами из сегмента «люкс» открылся сейчас ораторией, полной скрытой критики в адрес по крайней мере партера.