Содержание:
10 главных параноиков мирового кино
Бред преследования — самый распространенный диагноз среди главных героев триллеров и хорроров. Эпидемия паранойи в кино пришлась, разумеется, на времена холодной войны, когда, по выражению Квентина Тарантино, даже самые попсовые фильмы опирались на определенную долю цинизма и паранойи среди поедателей попкорна. Но даже фальстарт «конца истории» не избавил человечество от страха того, что мир вокруг не настоящий и совы не то, чем кажутся. Станислав Ф. Ростоцкий вспоминает главных параноиков мирового кино.
Чарли Ньютон (Тереза Райт)
Восторженная юная девица («ясный овал, милое лицо, изящная походка», как описывал ее Франсуа Трюффо) начинает подозревать, что приехавший погостить в Санта-Росу обожаемый дядюшка Чарли (Джозеф Коттен), в честь которого ее когда-то и назвали, на самом деле является разыскиваемым по всей Америке убийцей вдов. Неразборчивая гравировка на подаренном кольце, пара некстати напетых тактов старого вальса, вырванная из газеты страница криминальной хроники — и вот уже тень сомнения сгущается до уровня штормового предупреждения. Сам Хичкок не считал этот филигранный триллер по сценарию Торнтона Уайлдера (но порою кажется, что Аркадия Гайдара) идеальным: «с одной стороны, я притязаю на небрежение правдоподобием, а с другой — сам вроде бы им озабочен». Но при этом с плохо скрываемым удовлетворением замечал, что «ни правдолюбцы, ни психологи не нашли бы здесь ни малейшего повода для недовольства». Полвека спустя основную идею Уайлдера и Хичкока запредельно уморительно подогнали под себя создатели второй части «Семейки Брейди».
Доктор Майлз Беннелл (Кевин Маккарти)
Поначалу врач из калифорнийского Милл-Вэлли думает, что жалобы его пациентов на то, что их близких, похоже, подменили пришельцами, связаны с коллективным помешательством. Но вскоре и сам он с изменившимся лицом будет стоять посреди автострады и истошно вопить проезжающим мимо: «Они уже здесь! А вы — следующие на очереди!» Экранизацию романа Джека Финнея сперва посчитали антимаккартистской, но со временем увидели-таки в ней угрозу скорее красную. Ее перепридумывали в виде масштабной антиутопии («Вторжение похитителей тел» Филипа Кауфмана), боди-хоррора («Похитители тел» Абеля Феррары), недоблокбастера со случайными звездами («Вторжение» Оливера Хиршбигеля) и бессчетных оммажей и подражаний. По нашу сторону госграницы безупречным аналогом являются «Главный полдень» Александра Мирера и снятый по нему «Посредник» Владимира Потапова. Но, как утверждал большой поклонник оригинального «Вторжения» Стивен Кинг, «хотя тревожные сны массового подсознания могут от десятилетия к десятилетию меняться, шланг, опущенный в этот колодец, остается неизменным».
Розмари Вудхаус (Миа Фэрроу)
Молоденькую католичку, в смятенных чувствах ожидающую первенца под сводами тревожно-шикарных манхэттенских апартаментов, терзают все менее смутные сомнения в отцовстве будущего ребенка. Слишком многое свидетельствует о том, что родителем является не амбициозный супруг-киноактер (Джон Кассаветис), а ни много ни мало Князь мира. В своей классической теперь уже книге «Боги и дьяволы в зеркале экрана» Кирилл Разлогов (ему же принадлежит восхитительное определение Розмари как «чертоматери поневоле») на всякий случай приводит сразу несколько версий случившегося: «Это может быть и бред героини, постепенно в ходе беременности сходящей с ума (все клинические симптомы переданы, как свидетельствуют медики, точно и достоверно), и вполне рациональная история козней сектантов, и мистическая история рождения антипода Иисуса Христа». Но какую трактовку в конце концов ни выбери, забыть полный осознания и ужаса взгляд Розмари из-под сделанной по случаю беременности прически «сэссон» не получится уже, кажется, до самого конца света.
Семен Семеныч Горбунков (Юрий Никулин)
Отправившийся в интуристовский круиз старший экономист Гипрорыбы, фронтовик и примерный семьянин на экскурсии по очередному городу контрастов оказывается втянут в самую идиотскую многоходовку за всю историю мировой контрабанды. И теперь, пока ему не снимут гипс, вынужден шарахаться от каждой тени и врать, что участвует в самодеятельности. Он не трус — но он боится. Самый хичкоковский из фильмов Гайдая, его «К северу через северо-запад» (с заездом на Черные Камни) и «Разорванный занавес» (с перламутровыми пуговицами), не просто являет в симпатичном лице Семен Семеныча нашего идеального «не того человека», который при этом «слишком много знал». Но и в целом оказывается настоящей энциклопедией советской бытовой паранойи, расцветающей у всех персонажей в едва ли не круголосуточном режиме; от утренних аристократическо-дегенеративных похмельных метаний — через обреченное осознание того факта, что с усами ты вылитый Володька Трынкин,— до беспощадной управдомовской бдительности по отношению к тем, кто на ночь глядя ездит в булочную на такси.
Рей Тёрнер (Роберт Редфорд)
Вернувшись с обеденного перерыва, аналитик заштатной нью-йоркской фирмы обнаруживает сослуживцев расстрелянными в упор. Волей-неволей приходится вспомнить, что контора работала пусть и с открытыми источниками, но все-таки на ЦРУ, а у него самого есть кодовое имя. Плоть от плоти первой половины 1970-х, когда, по выражению Квентина Тарантино, «даже самые попсовые фильмы вроде «Трех дней Кондора» опирались на определенную долю цинизма и паранойи среди поедателей попкорна», он и вправду смотрелся на фоне шедевров Копполы и Пакулы «фильмом в мягкой обложке». Но в СССР, где триллер Поллака вышел в дубляже «Союзмультфильма» на самом пике застоя, он оказался не только хитом проката, но и явлением стопроцентно культовым. И оказавшим влияние на самые неожиданные сферы тогдашней жизни — будь то блюзы Юрия Наумова («Я надену свой бронежилет, но ты умней, ты будешь целиться в горло…») или выкладки последователей соционики, на своих прибалтийских семинарах установивших, что именно в этом фильме максимально наглядно раскрыта милая их сердцу концепция типов личности.
Билл Уитни (Билли Уорлок)
Мажор из Беверли-Хиллз испытывает мильон терзаний в духе героев раннего Брета Истона Эллиса, не вылезает с кушетки психиатра и все болезненнее убеждается в том, что его родители (родители ли?), да и прочие представители высшего света, к которому он должен будет присоединиться сразу после выпускного, какие-то странные — и все меньше похожи на людей. В главном печатном органе британских коммунистов Morning Star фильм рекомендовали к обязательному просмотру в качестве хоррора «с четким классово-ориентированным общественным посылом». И вправду, дебют Юзны как режиссера социален настолько, что в глюках Билла, за семейным столом увидевшего червей в тарелке, трудно не увидеть отсылку к «Броненосцу «Потемкин»». Но вот уж к чему точно не получится подобрать аналог в революционной классике, да и во всей истории кино, так это к сцене финальной оргии с участием в самом прямом смысле слова всех слоев тамошнего общества. Ибо даже если представить, что Фрэнк Хененлоттер переснимает не то «Сало», не то «Повара, вора…» по эскизам Гигера, впечатление будет самое приблизительное.
Джиллиан Армакост (Шарлиз Терон)
Красавице-жене красавца-астронавта Спенсера Армакоста (Джонни Депп), который в открытом космосе на две минуты потерял связь с ЦУПом, приходится признаться себе, что он вернулся на Землю не таким, каким улетел. И брошенная на ходу не по чину напуганным федералом фраза «Он больше не ваш муж!» уверенности в супруге не прибавляет. До «Жены астронавта» Шарлиз Терон уже успела сыграть — и абсолютно блистательно — похожую жену Киану Ривза в «Адвокате дьявола» Тейлора Хэкфорда. В фильме Рэнда Ревича ее измученная подозрениями, но готовая стоять до конца героиня выходит на самый что ни на есть первый план. И хотя по воле создателей этого ни с какой стороны не состоявшегося, несуразно дорогого и оглушительно провалившегося «блокбастера» ей приходится в итоге превратиться чуть ли не в лейтенанта Эллен Рипли, спалившую из огнемета царицу Чужих, она пугающе достойно наследует пресловутой «чертоматери поневоле». При всей воистину космической разнице двух фильмов, безнадежные круги под глазами Розмари Вудхаус и Джиллиан Армакост имеют, пожалуй, одну и ту же природу. И ухищрения гримеров тут совершенно ни при чем.
Майкл Фарадей (Джефф Бриджес)
Профессор американской истории, читающий в Университете Джорджа Вашингтона спорный курс по современному терроризму, знакомится с поселившимся напротив семейством архитектора Лэнга (Тим Роббинс), проектирующего новый торговый центр. Вот только на чертежах, которые профессор мельком видит на столе соседа, похоже, не совсем торговый центр. Или совсем не. За частоколом ярмарочных рекламных слоганов, как будто из драйв-инов 1950-х («Хорошо ли вы знаете тех, кто живет рядом?», «Бойся соседа!», «Ваша паранойя реальна!»), притаился тем не менее фильм безусловно выдающийся. В полнометражном дебюте клипмейкера Пеллингтона (работавшего и с Леонардом Коэном, и с группой Anthraх, а для собственного саундтрека ангажировавшего ни много ни мало Анджело Бадаламенти) зло торжествует настолько неотвратимо и безнаказанно, что неосторожный зритель, настроившийся было на увлекательный триллер вроде «Сметенных огнем» с тем же Бриджесом, к финалу обнаруживает у себя в голове кустарную бомбу с часовым механизмом. И даже после того, как пройдут финальные титры, механизм этот не перестанет тикать уже никогда.
Кёртис Лафорш (Майкл Шеннон)
Дорожному рабочему из Огайо не дают спать кошмары о скором конце света, в которых ревут смерчи, птицы выписывают в воздухе панические коленца, а любимый пес нападает на ребенка. Рабочий сажает собаку на цепь, а последние деньги тратит на обустройство схрона от неминуемой катастрофы. В первое десятилетие миллениума идея о том, что паранойя и фанатизм могут оказаться единственно возможным путем к истинному спасению, отозвалась в целой серии таких выдающихся картин, как «Порок» Билла Пэкстона, «Знаки» М. Найта Шьямалана и в первую голову ослепительные «Сторонники» Дэниела Майрика. В «Укрытии», достойно замыкающем этот ряд, тревожная умозрительная метафизика «дезориентирующих пророчеств» не просто находит подтверждение в реальности, но в прямом смысле овеществляется (Шеннон говорил, что основной идеей фильма была «вера в то, что в мире существует чувство осязания»). А главный герой на глазах обретает черты мамлеевского шатуна, который «в подполе чувствовал себя чуть лучше, чем наверху» и «не умел давать названия тому, что видел как тайну…»
Джулия (Майка Монро)
Молодая американка переезжает к мужу в Бухарест и замечает, что из окна дома напротив за ней регулярно следит неприятный некто (Берн Горман). Потом начинает чувствовать его присутствие то в хозяйственном отделе универсама, то на дневном сеансе, где идет «Шарада» Стэнли Донена. А в новостях рассказывают о злодеяниях местного серийного убийцы по прозвищу Паук. Один из главных хитов позапрошлого «Сандэнса» и обладатель приза за лучший дебют журнала Fangoria вполне единодушно понравился хоррор-критикам (в The New York Times фильм назвали «одной из самых захватывающих историй этого столетия о женской тревоге»), и с ними сложно поспорить. Среди источников вдохновения Окуно упоминает не только хрестоматийную «трилогию о четырех стенах» Полански («Отвращение», «Ребенок Розмари», «Жилец»), но и куда менее очевидные «Трудности перевода», «Семь» и культовое аниме «Истинная грусть». При желании к ним можно добавить еще что-нибудь вроде джалло (а то и новой румынской волны), и удивительным образом в глазах наблюдающего за «Наблюдающим» это окажется абсолютно уместным.