В ГЭС-2 сыграли «Любовь поэта» Сысоева и «Песнь о земле» Малера
В Актовом зале ГЭС-2 состоялась российская премьера вокального цикла «Любовь поэта» Алексея Сысоева, одного из ярчайших современных отечественных композиторов. Идеальной парой к сочинению стала «Песнь о земле» Густава Малера в обработке для камерного ансамбля Арнольда Шёнберга. Московским ансамблем современной музыки (МАСМ) дирижировал Федор Леднёв. В смыслах и подтекстах программы попытался разобраться Илья Овчинников.
Для 51-летнего Алексея Сысоева, до недавних пор считавшегося «молодым композитором», нынешний сезон особенно удачен. По несколько раз в месяц его сочинения исполнялись и прежде, но начиная с сентября у Сысоева состоялись мировые премьеры в ГЭС-2, театре «Урал Опера Балет», Зале Чайковского и Рахманиновском зале консерватории. Теперь к ним добавилась еще одна российская, и можно только порадоваться за автора, на чью музыку есть спрос. Вот присутствие в афише имени Шёнберга — пусть даже и как автора обработки — в такой ситуации вызывает смешанные чувства: его-то наследие у нас почти не освоено ни слушателями, ни концертными площадками. И реши кто-нибудь провести цикл «Весь Шёнберг» по аналогии с филармоническим абонементом «Весь Стравинский», результатом мог бы стать кассовый провал — хотя во многом это фигуры равного масштаба, и позднего Стравинского как такового без Шёнберга и его школы не было бы, как не было бы и Сысоева.
Тем не менее спрос на Сысоева сегодня явно больше — современному слушателю созвучнее изломанная, кричащая, болезненная музыка Сысоева; творчество Шёнберга же, о котором сто лет назад говорили похожими словами, ощущается публикой как нечто слишком академичное и оттого неактуальное, хотя толком и не усвоенное. Интересно было бы сопоставить в одной программе Сысоева с «чистым» Шёнбергом — необязательно с более радикальным поздним, можно бы и с почти романтическим ранним. Но и в обработке «Песни о земле» Малера вполне слышался Шёнберг; его версия сделана в 1921 году для Общества закрытых музыкальных исполнений, где крупные сочинения играли камерным составом. «Песнь о земле» написана для тенора, контральто (возможен также вариант для тенора и баритона, который и был исполнен сейчас) и оркестра, который в малеровском первоисточнике сравнительно велик по составу, однако звучит при этом максимально камерно — настолько, что версия Шёнберга, едва ли исполнявшаяся в России прежде, представляется конгениальной. Уменьшив в несколько раз состав, Шёнберг оставил неприкосновенным и даже более концентрированным дух музыки — лишь иногда с удивлением слышишь рояль вместо медных.
Дух этот под руководством Федора Леднёва идеально воссоздали тенор Борис Рудак и баритон Константин Сучков; на высоте были и солисты МАСМ, особенно деревянные духовые, от которых так много зависит в финале. «Прощание», кульминация «Песни о земле», длится столько же, сколько предыдущие части, вместе взятые, и кажется умиротворенной только на первый взгляд. Соло гобоя, его дуэт с кларнетом, зловещий скрип фагота как будто отнимают у слушателя все силы — такова усиленная Шёнбергом мощь одного из поздних сочинений Малера, вероятно, последнего романтика.
В отличие от Шёнберга нашими сценой и публикой вполне освоен Роберт Шуман, чья «Любовь поэта» на стихи Гейне остается одним из манифестов музыкального романтизма. Горе слушателю, который попытался бы услышать прямые отсылки к Шуману в одноименном цикле Сысоева, хотя они наверняка есть и спрятаны как можно тщательнее. Незадолго до концерта композитор усилил интригу, опубликовав в одной из социальных сетей комментарий к «Любви поэта» и уточнив, что сочинение для него — «немножко своя Четырнадцатая симфония». Речь об аналогии с Симфонией №14 Шостаковича, которая поражает слушателей с момента премьеры (1969) и до сих пор — как сочинение беспросветное даже по шостаковичевским меркам. Это ощущение усиливается необычной оркестровкой для струнных и ударных, не говоря уже о текстах, сплошь посвященных смерти, в том числе смерти поэта.
Тема ухода, участие двух певцов, место среди других симфоний, любовь к Малеру — все это делает для Шостаковича Симфонию №14 «немножко своей «Песней о земле»», связывая два шедевра. Сысоев продлевает эту связь со своей стороны, хотя и стартует из другой точки: он обращается к тем же текстам Гейне, что и Шуман, пытаясь за ним пройти тот же путь. Тексты сопротивляются — из тех, что звучат у Шумана, Сысоев использовал не все и не целиком,— но сопротивляются и смыслы: по словам композитора, «порыв сменился депрессией, восторг — болезненным исступлением и даже истерикой, сердечное признание — тяжелой угрозой». Сочинение создавалось по заказу Шумановского фестиваля в Дюссельдорфе, где и было исполнено в 2014 году силами тех же МАСМ и Федора Леднёва, а также Натальи Пшеничниковой; как рассказывает автор, работа шла «на удивление легко, на одном дыхании и как в первый раз».
Тем сильнее композитора, по его признанию, поразила премьера цикла, обнажившая такие его свойства, как «надлом, глубокая боль, мутный страх, депрессивные стоны» и многое другое: песни о любви обернулись песнями о смерти. Сейчас, в ГЭС-2, ансамбль из полутора десятков солистов и сопрано Ольга Россини звучали на пределе выразительных возможностей; тем более жуткими среди скрипа и треска были тихие эпизоды, когда долго тянул ноту аккордеон или рыдала траурным соло виолончель, чтобы духовые оглушили слушателя еще сильнее. Ближе к финалу, когда низкие ноты контрабаса и бас-кларнета задали основу удивительному, неземному аккорду, музыка обрела совершенно новое измерение — и на этом, увы, закончилась. Безупречно решение соединить «Любовь поэта» и камерную редакцию «Песни о земле»: от финала последней, казавшегося Малеру самоубийственно мрачным, в нынешнем контексте исходит не столько смерть, сколько просветление.