Андрис Лиепа поставил советскую версию спектакля Мариуса Петипа
На сцене Кремлевского дворца состоялся «генеральный прогон» балета «Раймонда», на который была приглашена пресса. Он прошел без остановок и видимых накладок. О предстоящей премьере «Кремлевского балета» рассказывает Татьяна Кузнецова.
Премьера «Раймонды» состоится только завтра, но прессу почему-то позвали на прогон. Причем на первый сценический: до его начала постановщик балета Андрис Лиепа объявил, что труппа будет впервые танцевать под оркестр (симфонический оркестр радио «Орфей»), то есть дирижер Сергей Кондрашов впервые увидел артистов на сцене. Для таких экстремальных обстоятельств прогон прошел довольно гладко — в смысле мизансцен, ровности линий, освещения и смены декораций. И хотя Кондрашов Глазунова исполнял как Минкуса, причем явно придерживаясь убеждения, что с медленными темпами артистам справиться легче, чем с быстрыми, солисты / солистки не падали, а, дожидаясь дирижера, пытались зависать в воздухе, вертеться помедленнее и ноги поднимать пораздумчивее.
Тут уместно сказать, что «Раймонда» для маленькой труппы «Кремлевского балета» (если верить сайту, 59 человек со всеми примами и премьерами, из них — всего 21 женщина в кордебалете) — предприятие рискованное, чтобы не сказать отчаянное: это один из самых многолюдных и сложных балетов классического наследия. 80-летний Мариус Петипа, не стесненный ни средствами, ни кадрами, поставил его в 1898-м, во времена наивысшего могущества петербургской труппы, и, по подсчетам историков, занял в спектакле около 200 человек — вместе с учениками и мимансом.
«Раймонда» стала апогеем эстетики Мариуса Петипа и самым герметичным его балетом. Сюжет (с непременной сценой грез) укладывается в две фразы: в племянницу провансальской графини Раймонду, помолвленную с рыцарем Жаном де Бриеном, влюбляется сарацин Абдерахман. Крестоносец убивает его на поединке и женится на Раймонде. Однако любовный треугольник непрост: сарацин вовсе не злодей. Отношение Раймонды к двум поклонникам было призвано отразить борьбу плотской страсти и возвышенного чувства. Впрочем, историческое значение балета состояло не в этом: старик Петипа, потеснив сюжет, устроил в «Раймонде» хореографический пир из самых разнообразных видов и форм танца, устоявшихся в XIX веке: огромных танцевальных сюит, дивертисментов, Pas d`action, Grand pas. Более мелких единиц и вовсе не счесть: у заглавной героини, например, только вариаций целых семь, причем разнообразнейших, благо что танцевавшая премьеру итальянка Пьерина Леньяни (та самая, которая подсадила балетный мир на фуэте) не знала проблем ни с вращениями, ни с прыжками, ни с пальцевой техникой.
«Раймонда» относительно благополучно пережила Октябрьский переворот: канонические ансамбли сохранялись в самых разных версиях балета, хотя «улучшали» его не реже «Лебединого озера»,— в СССР многие имперские «излишества» были упразднены. В ленинградском Кировском (теперь Мариинском) театре канонизировали редакцию Константина Сергеева (1948), в московском Большом — спектакль Григоровича 1974 года. Андрис Лиепа, постановщик кремлевской «Раймонды», был прекрасным Жаном де Бриеном и в Большом, и в Мариинском, но, резонно решив не состязаться с Григоровичем, взял за основу вариант Сергеева — с некоторыми переделками. В его версии Жан де Бриен появляется в замке графини в самом начале первого акта и успевает натанцеваться всласть еще до того, как уйти в крестовый поход. Во втором акте получил новую сольную вариацию сарацин Абдерахман — этакое страстное признание в любви. Вернулось в замок и упраздненное в советские времена семейное привидение: Белая дама, покровительница рода, у Лиепы является Раймонде и незамеченной кружит между придворными, вздымая белый тюль савана длинными палками наподобие Лои Фуллер. Художник Вячеслав Окунев тоже поиграл в «пассеизм» — и в костюмах, и в чрезмерно массивных декорациях готического замка с виднеющимися сквозь исполинские аркады дворцового зала горными пейзажами на заднике.
Надо признать, что Андрису Лиепе удалось замаскировать малочисленность труппы. Зрители, не знающие «Раймонды», не обнаружат ущерба. И вальс первого акта, вроде бы сохранившийся от Петипа, достаточно многолюден, и отсутствие статичных рыцарей во «Сне Раймонды» никого не смутит, и исчезнувшей из последнего акта «Мазурки» (ее просто некому было исполнить, поскольку следом идет массовый «Венгерский») не жаль — все равно характерные танцы нынешние артисты танцевать не умеют, марионеточные испанцы в «Панадеросе» и задерганные зажатые «венгры» тому доказательство. Две «подруги Раймонды», исполнив свои и чужие вариации, выполнили стахановские нормы как сумели; пара трубадуров благопристойно отбила двойные кабриоли и ассамбле с заносками; в знаменитой «Вариации четырех кавалеров» никто из разнокалиберных кавалеров не упал с двойных туров.
Жан де Бриен, правда, подкачал: ни статью, ни культурой жеста не отличился невысокий невыразительный Даниил Росланов — он выполнял учебные три пируэта и положенные круги жете с унылым старанием безнадежного трудяги. Страстный, порывистый, прыгучий и гибкий Абдерахман (Эдгар Егиазарян) побеждал рыцаря по всем статьям, так что нравственные колебания Раймонды (если бы они были ярче выражены) были бы понятны любому. Но юная солистка Алина Липчук (Раймонда — ее первая балеринская партия) на такой актерский риск не пошла, прилежно отыграв стойкость добродетели. Однако ее дебют, без сомнения, удался: сложнейшую партию новоиспеченная балерина провела без срывов, продемонстрировав и качественный прыжок, и приличную пуантную технику, и мягкость рук, и чистоту поз, и плавность адажио, и незаурядную выдержку, и несуетное достоинство.
Возможно, из опасения, что зрители сбегут, едва завершится сюжет, то есть сразу после поединка героев, массивный спектакль спрессовали в два акта. Но, несмотря на утраты и несовершенства, для публики и труппы древняя «Раймонда» все равно полезнее, чем какая-нибудь свежая «Клеопатра».