Балеты чешского мэтра в Париже
В Opera Garnier проходит вечер одноактных балетов живого классика Иржи Килиана. Три шедевра чешского хореографа, которые исполняют по всему миру,— «Боги и собаки» (2008), «Маленькая смерть» (1991) и «Шесть танцев» (1991) — только сейчас пополнили репертуар Парижской оперы, а «Stepping stones» (1991) парижане не доставали из запасников ровно 20 лет. Восхитилась Мария Сидельникова.
Но сначала, уже по традиции, о забастовках. Балетные артисты Парижской оперы при многих воздержавшихся и меньшинством, но все же проголосовали за отмену забастовки, которая грозила сорвать все праздничные спектакли (см. “Ъ” от 21 декабря). Впрочем, никаких договоренностей так и не было достигнуто: разошлись на обещании вернуться за стол переговоров с конкретными предложениями руководства будущей весной. Благо там потенциальных заложников-блокбастеров тоже предостаточно — и «Тщетная предосторожность», и «Дон Кихот», и «Жизель».
В Париж Иржи Килиана в 1989 году пригласил Рудольф Нуреев, его кумир. Это из-за него в 28 лет амбициозный чех окончательно оставил карьеру танцовщика. Перфекционист, он желал быть звездой, не меньше советского беглеца. Но осознал, что он не Нуреев. И слава богу: так балетный мир получил одного из самых музыкальных, тонких и глубоких хореографов в своей истории. Регулярное сотрудничество с Оперой сложилось позже, с середины 1990-х, уже при Брижит Лефевр.
Нынешняя программа составлена безукоризненно: для зрителей это возможность за один вечер открыть поэтичный мир Иржи Килиана со всей его неописуемой метафоричностью, чувственностью, искренностью и юмором; для худрука балета Хосе Мартинеса — предъявить заявку на будущее труппы. Именно Килиана он выбрал своей путеводной звездой — хореографа, который изобрел современный язык танца, основываясь на классической пуантовой технике, и дальновидного руководителя, который создал отдельную молодежную компанию NDT2, чтобы удерживать таланты «дома». И то и другое у Мартинеса в ближайших планах. Но незапланированный «эффект Килиана» оказался виден уже сейчас: его балеты объединили на сцене Opera Garnier «классиков» и «современников», артистов, которые в последнее время разошлись по разным лагерям, образовав в труппе заметную трещину.
Мистический мир балета «Боги и собаки» («Gods and dogs», 2008) существует на грани: между нормой и отклонением, здоровьем и болезнью, бытием и небытием, в нем боги и собаки («god» и «dog» — английские слова-перевертыши) в момент могут поменяться местами, поэтические струи дождя — оказаться тюремными прутьями, линия горизонта — приговором, яркая свеча — угасающей жизнью, а в гармоничное течение струнного квартета Бетховена то и дело врезаются страшные удары хлыстов, скрежет острых ножей, шипения лезвий. Центральная роль (хотя Килиан напрочь отрицает персонажей в своих балетах) отдана «первому танцовщику» Франческо Муре. Этого шустрого артиста, развеселого Меркуцио и статного Месье Реналя в килиановских откровенных самокопаниях не узнать. В его бичеваниях, вихревых турах, оцепенениях, разодранном от ужаса рте, в его борьбе с собой не было ничего показного (а в глупую патетику здесь слететь как нечего делать). В мужском дуэте в единое тягучее сильное тело слились Такеру Косте, всегда выделяющийся в современном репертуаре, и харизматичный Андреа Сарри, которому не так часто выпадает шанс сольных вариаций, а жаль. Из девушек заявила о себе «сюжет» Нине Серопян — рослая танцовщица с балетной красивой формой и «современным» нервом. Фирменные сломы траекторий Килиана, его излюбленную ящерную пластику она проговаривала стильно и очень естественно.
И закрепила впечатление в «Шагающих камнях» («Stepping stones», 1991). Этот балет на шершавый микс музыки Джона Кейджа и Антона Веберна Иржи Килиан поставил как оммаж всей истории танца. Проходит она на глазах у трех египетских кошек — неподвижных наблюдательниц, расположенных ближе к левой кулисе. Главный реквизит танцовщиков — кирпичики, в которые вмонтированы золотые миниатюрные скульптурки — от доисторических артефактов до «головок» Бранкузи. Они одновременно и прошлое, и материал для будущего. Могут сковывать движение (хореограф их вкладывает то в ноги, то в руки артистам), а могут служить трамплином. Даже смотрят артисты на эти сокровища по-разному. Самая стильная балерина труппы Ханна О’Нил — кокетливо. Вечный принц Матьо Ганьо, которого не так часто можно увидеть раздетым до трусов да в неоклассическом репертуаре,— с осторожностью. Уязвимый бунтарь Уго Маршан — с вызовом. Килиановскую фронтальность, которая создает дополнительное эмоциональное напряжение, парижские артисты держат прекрасно. В любой момент останови этот танец, и выйдет идеальный по законченности, выстроенности поз, отношений, эмоций, света, мизансцены снимок. Неслучайно фотографию Килиан сегодня любит не меньше, чем хореографию.
Во второй части вечера давали упоительно чувственную «Маленькую смерть» и уморительно смешные «Шесть танцев» — шедевры-неразлучники Иржи Килиана, связанные музыкой Моцарта. Кому как не французам танцевать про «маленькую смерть» — эвфемистическое название оргазма, именно в их родном языке возникшее? Их тела, со школы приученные избегать любых крайностей и чуждаться показного, эту физическую кульминацию приближают не слишком быстро, не слишком ярко, но неизбежно. Никаких слов не хватит, чтобы описать дуэт Блюэн Батистони с Александром Грассом или Сильви Сен-Мартен с Пабло Легассо. И Иржи Килиан, как никто, знает беспомощность слов перед эфемерным искусством танца, что он и признал в своем манифесте «О танце, хореографии и спектакле»: «Я понимаю, что трачу слишком много времени на то, чтобы сидеть и писать эту статью, вместо того, чтобы просто двигаться и танцевать — как нам всем следует делать!» С мэтрами не спорят.