После выхода фильма «Мы из джаза» и исполнения песни «Комарово» он стал едва ли не самым популярным артистом огромной страны.
С тех пор прошли десятилетия. Но Игорь Скляр и сейчас в прекрасной форме. Не так давно он отметил свое 65-летие.
РОКОВАЯ ЦИФРА
— Игорь Борисович, с юбилеем вас! Скажите, есть у вас какие-то традиции по празднованию дня рождения?
— Спасибо! Традиции и были, и есть. Я обычно на свой день рождения собирал друзей. И даже еще лет 30 назад все знали, что у меня обязательно на столе будут пельмени, обязательно — соленые огурцы и водка. С годами пельмени не то чтобы ушли, а просто их слишком долго лепить и слишком быстро они кончаются… Сейчас я просто стараюсь собирать друзей. Потому что хочется их видеть, хочется их слышать, смотреть в глаза своим друзьям молодости, свидетелям твоего становления, мужания… Не хочется таких пафосных, канцелярских слов говорить, но то, что мы росли вместе, вместе начинали и что из этого потом вышло, на это очень интересно смотреть с годами, с возрастом…
— А что скажете про свой возраст? Ощущаете его?
— Я понимаю, что физические ограничения так или иначе вступают в свои права и что-то труднее становится делать, хотя мысли, желания и цели, они никуда не деваются. Как были у меня в 14 лет вершины, которых хотелось достигнуть, так они остались и до сих пор. Некоторые из них вроде бы достигнуты, но нет ничего хуже достигнутой вершины, потому что дальше нужно падать вниз. Иногда чем выше забираешься в молодости, тем больнее падение, которое происходит ближе к концу физической жизни…
— Но цифры в паспорте для вас имеют значение?
— Сам по себе юбилей — это ни о чем. У меня был большой юбилей на 50-летие: с друзьями, со спектаклем, с телеграммами, со словами поздравительными… Потом было 60-летие — уже немного скромнее. А 65 лет — это уже такой возраст, это между прошлым и будущим. Когда оглядываешься назад и понимаешь, что между прошлым и будущим — вся жизнь… Вообще в моей жизни другая цифра событийная — 18. Я родился 18 декабря, ровно через шесть месяцев у меня именины — 18 июня, мама умерла 18 октября, папа умер 18 июля, инфаркт у меня был 18 февраля, автомобильная авария на трассе (произошла в ноябре 2021 года, когда актер с коллегами ехал на спектакль в Нижний Новгород и водитель не справился с управлением. — Ред.), когда чудом остались живы, тоже случилась 18-го числа. И сейчас я заранее отмечаю в календаре это число, чтобы никуда в этот день не соваться, а поваляться на диване и исключить какие-то риски. Хотя в некотором смысле я все равно фаталист, считаю: что в судьбе у каждого прописано, то и случится. Как говорится, кому суждено утонуть, тому не дано быть повешенным…
«Я БЫЛ ХОЛОСТ И БОГАТ…»
— Вы обрели известность в 15 лет, снявшись в фильме «Юнга Северного флота». Славу сразу ощутили? Наверное, вам прохода не давали?
— Я жил тогда в родном городе Курске, и афиши с моим портретом висели по всему городу. Но слава мне досталась через битье…
— Это как?
— Парни по разным причинам приходили меня бить. Я занимался боксом, и меня это спасало. Но ненадолго. Мое дело было продержаться минут пять, пока мой друг бегал за подмогой. Еще много девушек звонили, чтобы познакомиться. В то время не было таких технических средств, как сейчас, а существовал только домашний телефон, номер которого был в городской книге, то есть любой мог позвонить. И телефон был просто горячий: я только клал трубку, как раздавался новый телефонный звонок. Отключить его нельзя было, потому что могли позвонить родителям по работе, могли позвонить наши родственники. Поэтому ощущение от этой славы было двоякое: с одной стороны — приятно, а с другой — больно иногда… (Улыбается.)
Десять лет спустя, когда вышел фильм «Мы из джаза», таких приключений не было: я уже в то время много работал, служил в Ленинградском областном Малом драматическом театре. А в 1984 году, когда вышла песня «Комарово», так вообще прохода не было! Я был холост, богат и снимался во всем, что предлагали.
Правда, года через три понял, что предлагают все одно и то же. И тогда у меня случился пробел в работе: я не снимался года четыре именно по этой причине. Предлагали роли веселых заводных парней. И что? Мне уже 30 лет, потом будет 40, «завод» закончится, волосы поседеют, зубы выпадут… При этом в театре были совсем другая жизнь и другие роли…
— Можете сказать, что любите свою работу, то, чем занимаетесь?
— Да, мне очень нравится то, чем я занимаюсь. А еще я получаю за это деньги. Кто-то говорит, что это и есть счастье, когда занимаешься любимым делом и получаешь за это зарплату. Позиция слабого человека, что в твоих неудачах всегда виноват кто-то, кроме тебя. Но если что-то у тебя не получается, то подойди к зеркалу и посмотри на себя! Или возьми лист бумаги и напиши, что ты хотел и что ты для этого сделал. На этот счет есть очень хорошее высказывание: «Не рассказывайте, что вы хотели, покажите, что вы сделали». В наше время это очень актуально. Проектов много, а делать руками не умеют — умеют только рассуждать…
«ИМЕЮ ПРАВО БЫТЬ РАЗНЫМ»
— Вы поете, играете в театре и снимаетесь в кино. Что из этого вам больше нравится, что вы считаете своим призванием?
— Я считаю, что мое призвание — жизнь во всех ее проявлениях. Три дня назад я пел джазовую программу, а вчера и сегодня играю спектакль, который к джазу не имеет никакого отношения, — там другой герой и совсем другие задачи… А еще четыре дня пройдет — и я окажусь в третьей ипостаси: буду сниматься в кино. И это все мне интересно! Хотя, конечно, это все разное, отличается…
После песни «Комарово» все думали, что я хороший эстрадный исполнитель. И все меня спрашивали: «А почему ты не поешь?» А зачем? Я же один раз уже показал, как надо… Я никогда не считал себя эстрадным исполнителем — этим надо постоянно заниматься, и этому надо отдать всего себя, чтобы быть на первых позициях…
И, возвращаясь к вопросу, мне все интересно, и та же эстрада. Я до сих пор пою, и то же «Комарово» в том числе. У меня есть и джазовая программа, которой я стал заниматься, когда мне исполнилось 60 лет. И мои друзья-джазмены говорят, что это удивительно. Говорят: «Мы не видели, чтобы люди в таком возрасте начинали этим заниматься, ведь этому надо долго учиться!» Но, понимаете, ведь кто-то сказал, что Игорь Скляр — это олицетворение советского джаза, потому что я снялся в картине «Мы из джаза». На самом деле я ни до этого, ни после этого каким-то особым музыкантом джаза не считался. Но в какой-то момент мне просто стало интересно, особенно на предмет сложности: а смогу ли я?.. А что касается театра, то это то, без чего актер существовать не может. Кино — совсем другое, и оно сейчас во многом изменилось. Но и в нем мне тоже нравится играть.
— Есть точка зрения, что роли артистов — это их личные образы, часть их жизни, характера…
— Я вам точно могу сказать, что у артиста нет другого инструмента, кроме самого себя. Вот почему артисты и бывают настолько ранимыми: кто-то начинает пить, кто-то какие-то безобразия устраивает, кто-то вообще из окна выходит… Это как раз наш инструмент — мы сами. Поэтому роли, которые ты играешь, — это все равно ты, хоть и не весь. И самый раздражающий момент — когда к тебе подходят люди и говорят: «Ой, а почему вы такой хмурый?! Вы в кино такой веселый!» У людей создается впечатление, что я и в жизни всегда такой. А я такой, но отчасти. Я имею право быть разным!..