«Вишневый сад» Антона Федорова в Воронеже
21 ноября из Воронежского камерного театра был уволен его создатель и художественный руководитель Михаил Бычков. Вслед за ним об уходе из Камерного заявили несколько ведущих актрис, в том числе те, кто был занят в недавней премьере театра, спектакле Антона Федорова «Вишневый сад». Один из последних показов «Вишневого сада» успела увидеть Марина Шимадина.
Камерный театр, без сомнения, это авторский театр Михаила Бычкова, им созданный и любовно выращенный, как тот самый вишневый сад. Однако он приглашал на постановки и других режиссеров. Последним и самым успешным творческим альянсом стала работа с Антоном Федоровым — одной из самых ярких и значимых фигур нового поколения. Ученик Юрия Погребничко, он ставил в театре «Около дома Станиславского», в «Гоголь-центре» и пространстве «Внутри», много работал в провинции, а в 2023 году возглавил новосибирский театр «Старый дом». Его первая постановка в Воронежском камерном театре — «Ребенок» по пьесе тогда еще не нобелевского лауреата Юна Фоссе — получила «Золотую маску» как лучший спектакль малой формы.
Премьерный «Вишневый сад» тоже мог бы претендовать на эту премию, но его будущее (как и судьба самой «Маски», которую ждет кардинальное переформатирование) сейчас под корень подрублено. Наталья Шевченко, одна из четырех актеров, стоявших у истоков театра и играющая тут Раневскую, а также молодая актриса Яна Кузина, исполняющая роль Вари (она была занята и в «Ребенке» Федорова), вместе с их коллегой Татьяной Бабенковой приняли решение уйти из театра после увольнения Михаила Бычкова. Они согласились доиграть спектакли в ноябре и декабре, поскольку билеты на них уже проданы. В этом контексте недавняя премьера стала восприниматься совсем иначе.
Самое интересное в постановке Федорова — это работа с текстом. Отлакированный сотнями постановок, он звучит тут как новая драма, с абсолютно сегодняшними интонациями. Более того, на наших глазах текст пьесы распадается на пиксели, распыляется на атомы и тонет в каком-то нечленораздельном потоке шепотов и криков, междометий, перепутанных идиом, вздохов и восклицаний. Если в пьесах Чехова, как считается, никто никого не слышит, то здесь и подавно — все говорят одновременно. Или вместе молчат. И в этих провалах, в междустрочье, в испуганном потоке сознания, скачущем как предынфарктная кардиограмма, больше чеховского отчаяния и вместе с тем чеховского юмора, чем в знакомых до зубной боли хрестоматийных фразах.
Действие пьесы, напомню, происходит летом, с мая по август. Однако атмосфера спектакля скорее ноябрьская. Герои ходят в куртках, а Раневская — в полуспущенном с плеч плаще, точно она никак не решит, уехать или остаться. На стене-заднике транслируется live-видео из тесной комнаты «внутри дома», куда герои иногда уходят поиграть в пинг-понг, выпить чаю или просто поспать. Последний маленький островок тепла и уюта. Антон Федоров обычно сам создает сценографию к своим постановкам. В «Вишневом саде» ее главным элементом становится большая лужа посреди сцены, в которой отражаются голые ветви деревьев. И она по-разному проявляет характер каждого персонажа: Гаев тут аккуратно обходит лужу, чтобы не замочить замшевых ботинок, а Раневская шлепает прямо по воде в брендовых кроссовках, ничего не замечая.
Неожиданно одним из самых ярких, в буквальном смысле, персонажей оказывается соседский помещик Симеонов-Пищик (Олег Луконин). Он носит оранжевый костюм, расхаживает по сцене гигантскими шагами и загоняет в лужу крокетные мячи. При этом остальные не понимают, кто это такой вообще, и присутствие эксцентричного чужака посреди семейной драмы только поднимает градус абсурда, заложенный в пьесе Чеховым. Как и нелепые фокусы Шарлотты Ивановны (Тамара Цыганова) или выходки Епиходова (Михаил Гостев), который ревнует хорошенькую Дуняшу (Марина Погорельцева) к невзрачному Яше (Андрей Аверьянов) и интересуется, читал ли соперник Кафку, Маркеса или хотя бы Водолазкина?
Главным «фокусником» тут становится Гаев в исполнении Камиля Тукаева. Резонерство своего героя он возводит в квадрат, если не в куб, болтая почти непрестанно. Так что реплика Ани (Анастасия Павлюкова): «Дядюшка, вам нужно молчать!» — звучит более чем оправданно. Своей болтовней он пытается заслонить, заговорить то страшное, что маячит впереди. Сцена, где он должен сообщить сестре о продаже имения, и вовсе превращается в аттракцион: Раневская сидит в центре лужи на вращающемся офисном кресле, а Гаев, как цирковая лошадь, бегает вокруг и несет какую-то несусветную чушь, время от времени доставая из багажника все новые пакеты с анчоусами и керченскими сельдями. На фоне его истерики ледяное спокойствие и терпение Раневской кажется равнодушием живого мертвеца. Убедившись, что сад продан, она садится в машину — старенький, то и дело глохнущий фольксваген — и больше из нее не выходит.
Да и остальные тут — люди без будущего. Может быть, потому, что они безнадежно застряли в прошлом. Лопахин (Василий Шумский) тут отнюдь не победитель жизни, внутренне он остался тем самым «мужичком», которого бил отец. И его самого не радуют планы настроить на месте имения дач, кафе и фермерских магазинов шаговой доступности. Да и Петя Трофимов (Андрей Новиков) ни во что не верит — он весь поглощен, пришиблен виной за гибель своего ученика Гриши. Ходит босиком, как юродивый, и носит Аню на руках, словно пытаясь спасти, уберечь хотя бы ее. Или стоит на коленях в той самой луже, где иногда появляется призрак утонувшего мальчика. А в финале забытый Фирс (Николай Гаврилин), исполнив на прощание умопомрачительный брейк-данс, падает в воду лицом вниз.
И тут вспоминается «Костик» Дмитрия Крымова в Театре Пушкина (отмененный, как и все спектакли Крымова в московских театрах), где почти в такой же луже — все, что осталось от «колдовского озера»,— лицом вниз лежал безрукий, никому не нужный Треплев. И это не единственная театральная аллюзия: в машине герои слушают запись старой мхатовской постановки «Вишневого сада», а Камиль Тукаев в какой-то момент ломает четвертую сцену и напрямую обращается к залу, намекая, что сад — это и мы, зрители, и артисты, и сам театр.