«История западной музыки» на Christie’s
Аукционный дом Christie’s выставляет на продажу беспрецедентную коллекцию редких нотных рукописей VIII–XX веков — от богослужебных книг раннего и высокого Средневековья до автографов Гайдна, Вагнера, Мендельсона, Верди, Берлиоза, Чайковского, Пуччини, Кейджа, Штокхаузена и многих других крупнейших композиторов. Онлайн-торги, без затей озаглавленные «История западной музыки», пройдут с 25 октября по 8 ноября. О том, чем эта распродажа уникальна, рассказывает Сергей Ходнев.
Торги, посвященные истории музыки и великим композиторам, и так-то в практике больших аукционных домов случаются нечасто. Особенно если речь идет о подборке исключительно нотных рукописей — не писем, не дневников и не личных вещей, которыми широкий круг собирателей заинтересовать легче. Но устраиваемый Christie’s аукцион — сюрприз вдвойне. Все 160 лотов происходят из одного собрания: коллекции норвежского финансиста Мартина Скейена, которая в последние лет десять попадала в новости в основном благодаря совсем другой своей части — клинописным памятникам древней Месопотамии. Старинные европейские рукописи Скейен тоже собирал давно, с них его коллекция когда-то и начиналась, но о том, что в его закромах хранятся такие музыкальные сокровища, мало кто знал (судя по каталогу, приобретены они были по большей части в 2000–2010-е годы).
При словах «старинные нотные манускрипты» чаще всего представляют себе нотно-богослужебные рукописи XV–XVII веков — огромные (чтобы хористам было издалека видно), с «квадратными» нотами, щедро украшенные миниатюрами, виньетками и инициалами, любо-дорого смотреть. Но такие книги (полностью и разрозненными листами) — товар крайне ходовой; среди 160 лотов нынешнего аукциона такого очень мало. Зато поразительно много памятников гораздо более древних — самые ранние относятся к так называемому Каролингскому возрождению и вышли из монастырских скрипториев времен Карла Великого (VIII столетие). Там даже не квадратная нотация, а невмы — архаическая система, фиксировавшая церковные распевы без привычных нам линеек с помощью набора особых значков. Невменные рукописи представлены в редком многообразии традиций (беневентанской, санкт-галленской, тосканской, аквитанской, а еще есть и пара византийских рукописей), однако по большей части это отдельные листы или даже фрагменты листов. И только сравнительно поздний в таком контексте (XII век) Беневентанский сакраментарий выставлен в виде фрагмента посущественнее (12 листов), а потому, судя по предварительной стоимости £70–100 тыс., отнесен к топ-лотам.
Позднего Средневековья немного, хотя памятники стоящие (в первую очередь в смысле эволюции систем нотации); ренессансная полифония представлена крайне скупо, зато XVIII века очень много. Автографов Баха, Генделя или Моцарта нет, но есть прижизненные рукописи их произведений, часто важные с музыковедческой точки зрения. А потому редкая версия баховской токкаты ре мажор, например, продается с эстимейтом аж в £40–60 тыс. Партитура генделевских коронационных антемов (возможно, использовавшаяся в Вестминстерском аббатстве во время коронационных церемоний) оценена скромнее — £20–30 тыс.
Вот начиная с Бетховена трудно найти большое композиторское имя, которое среди лотов не было бы представлено автографом. Листок из «разговорной тетради», с помощью которой оглохший композитор общался с друзьями и близкими, оценен в £50–80 тыс., а прядь волос Бетховена, как-то затесавшаяся в эти бумажные сокровища,— в £10–15 тыс.
Иногда это буквально почеркушки — так, Брамс наспех накарябал в дружеский альбом первые такты своего скрипичного концерта. Но часто это эскизы, наброски, правленные авторской рукой клавиры и партитуры — драгоценные окошки на композиторскую кухню. Или, как в случае композиторов новейшего времени, мудреные таблицы и схемы для исполнителей, вооруженных не привычным академическим инструментарием, а электроникой или радиоприемниками.
Вопреки названию аукциона, на торги выставлено также несколько образчиков музыкальных культур Востока — нотные рукописи из Индии, Китая, Японии, Монголии и даже Тибета (все, естественно, со своими экзотическими системами нотации), а также турецкий трактат о традиционной османской музыке. Но довольно внушительно представлена и музыка русская. Это, во-первых, три богослужебные книги с крюковой нотацией (сохранившейся в старообрядческой практике даже после воцарения привычной нам «итальянской» нотной грамоты), которые аукционисты датируют XVII веком,— «Цветная Триодь» и два великолепно украшенных стихираря; все предварительно оцениваются в диапазоне от £7 тыс. до £10 тыс. А во-вторых, несколько композиторских раритетов XIX–XX веков. Скажем, принадлежавший Сергею Дягилеву экземпляр первого издания оперы Мусоргского «Женитьба» с карандашными пометами Глазунова и, возможно, Римского-Корсакова (£3–5 тыс.). Или удивительная авторская рукопись сочинения Шнитке «Cantus perpetuus» для клавишных и ударных — не партитура, а орнаментально вырисованная схема, в соответствии с которой исполнителям предлагалось импровизировать: очевидно, именно ей и пользовались в далеком 1975-м Алексей Любимов и Марк Пекарский, впервые исполнявшие «Cantus perpetuus» (теперешний эстимейт скромен — £3–5 тыс.).
Но главный русский лот — автограф Чайковского, пять нотных страниц с фрагментами оперы «Мазепа» (любовная сцена Мазепы и Марии в конце второго действия и вторая половина финала третьего действия), не вошедшими в окончательную редакцию партитуры. Здесь уже эстимейт поднимается до внушительных £70–100 тыс. Что понятно: сколько-нибудь полновесные автографы композитора на рынке появляются очень редко, а тут важный с музыковедческой точки зрения (и вдобавок неопубликованный) документ. Аукционный дом, однако, не упускает случая напомнить также и о самом сюжете поэмы Пушкина и оперы Чайковского, сохраняющем, мол, «настоятельную современную релевантность».