Вышли «Семь коротких лекций о славянофильстве» Андрея Тесли
Историк и философ Андрей Тесля давно интересуется наследием русских мыслителей XIX — начала ХХ века: в своих работах он неоднократно обращался к творчеству Константина Леонтьева, Владимира Соловьева, Василия Розанова, Александра Герцена, Михаила Бакунина, он автор четырехтомника «Русские беседы» и биографии Ивана Аксакова. В новой книге он задался целью проследить возникновение, развитие и завершение отечественного славянофильства — не как идейного направления, но как истории конкретного круга людей и их взглядов. О достоинствах и недостатках такого подхода пытается размышлять Михаил Пророков.
О споре славянофилов и западников слышали все — даже те, кто не знает о существовании Ивана Киреевского, Юрия Самарина и Тимофея Грановского. Полемика, начатая во второй четверти XIX века, на каждом историческом витке возобновляется с новой силой, меняются только ярлыки, которые спорящие наклеивают на себя и друг на друга. Тем значимее и интереснее представляются попытки вернуться к истокам и посмотреть, как и кем все начиналось.
Андрей Тесля не впервые обращается к теме «первого русского национализма» — достаточно вспомнить его одноименную книгу 2013 года или вышедший три года назад четырехтомник «Русские беседы». В авторской аннотации к первому тому «Бесед» Тесля оговаривался: «»Русские беседы» для меня — своеобразный склад разговора, способ видеть и слышать, сложившийся в позапрошлом столетии,— во многом вытесненный «русскими спорами». Ведь беседа не предполагает победы, защиты, нападения — в беседе весь смысл в интересе к собеседнику». Не изменяет этому подходу он и в своей новой работе — «Семи коротких лекциях о славянофильстве».
Еще в преамбуле автор говорит: «…неслучайно о славянофилах написан не только целый ряд биографий, но именно биографии являются самыми интересными и яркими работами о них… Славянофилы интересны и привлекательны как люди — даже если их идеи радикально чужды: феномен, вообще-то, нечастый в интеллектуальном мире». Важными аргументами в пользу такого — личностного — подхода служит и тон, в котором в 1840-е велся спор между героями книги и западниками, и сами позиции сторон в этом споре. Как убедительно показано в книге, с консерватизмом славянофилов вполне уживался и либерализм, и если не оппозиционность, то уж точно несмыкание с властью. И уж тем более речь не шла об априорной личной неприязни. Кружки славянофилов и западников существовали не изолированно друг от друга, их участники бывали в одних и тех же местах, встречались, вели споры, могли дружить, как Герцен с Самариным.
Чтобы еще более отчетливо отмежевать славянофилов не только от государственных деятелей типа Победоносцева, но от государственного вообще, Тесля подробно останавливается на истории участия Самарина в подготовке крестьянской реформы 1861 года. Будучи одним из ее разработчиков, он отказался от награды — ордена Святого Владимира III степени, пожалованного ему по ее завершении. И объяснил свои мотивы в подробном письме: причиной отказа было ни в коей мере не стремление продемонстрировать свое несогласие с государственной политикой, но желание не оказаться внутри этой политики, сохранить свой статус.
Эту мысль — об установке славянофилов на то, чтобы быть не политическими и не государственными, а именно общественными деятелями,— Тесля последовательно проводит в книге и подчеркивает в интервью: «Современным русским консерваторам славянофилы чужды, потому что они во многом про свободное общественное действие. Один из ключевых моментов этой деятельности заключается для них в том, чтобы не быть связанными с властью». Вряд ли автор хочет всех современных отечественных консерваторов причислять к охранителям — наверняка он согласился бы с тем, что среди них могут найтись люди, не менее Самарина щепетильные и чуждые лоялизму, подобные, скажем, «деревенщикам» 1960–1980-х. Наберется таких, конечно, немного, но их и всегда много не бывает (заметим, в «Первом русском национализме» Тесля писал, что в политическом смысле опыт консерватизма всегда внешне неудачен).
В «Семи коротких лекциях о славянофильстве» подробно рассматриваются философские, общественные, исторические и эстетические взгляды членов славянофильского кружка, отдельно анализируется поэзия Алексея Хомякова, исследуются причины кризиса, в котором оказывается славянофильская мысль начиная с 1860-х годов, приводятся антиславянофильские аргументы такого нетипичного западника, как Владимир Соловьев (в начале своей деятельности бывшего куда ближе к славянофилам). Однако сами «русские споры», постепенно все более и более разделяющие российское общество на две неравные половины, во многом остаются за пределами «Лекций» — конечно же, сознательно. Застрельщики споров выступают в них не как потенциальные соратники, бок о бок с которыми предстоит сражаться с врагом, и не как оппоненты, которых нужно превзойти морально и интеллектуально, а как живые люди, которым случалось и заблуждаться, и прекраснодушествовать, и во многом не соглашаться друг с другом,— и одновременно как образец. Если не для подражания, то хотя бы для ощущения дистанции, для того, чтобы, кроме горизонтали Русь—Запад с теплохладным центром и пламенеющими полюсами, сегодняшние спорщики могли хотя бы иногда измерять себя и по второй оси — оси ординат.