«Заклятие. Зло внутри»: хоррор ассимиляции
В российском прокате еще можно встретить передовые хорроры: вслед за хитом Sundance «Два, три, демон, приди!» — «Заклятие. Зло внутри», отмеченное на другом инди-фестивале, SXSW. Рассказываем, как в фильме переплетены ужасы одноэтажной Америки, индуистская мифология и мигрантский опыт.
Старшеклассница Самидха (Меган Сури), дочь эмигрантов из Индии, хотела бы вести обычную жизнь подростка в американской субурбии, но все время что-то мешает. То мама (Ниру Баджва из «Покерфейса» и «Пропавшей без вести») требует помочь с готовкой прасада (подношения) на праздник Дурга-пуджа, из-за чего девушка не может пойти на вечеринку, то странноватая подруга детства Тамира (Мохана Кришнан), бродящая призраком вдоль стен, отвлекает от болтовни с одноклассницей. Мало радостей пубертата, так еще и все вокруг напоминают ей о культурном пограничье: мать боится, что Самидха забудет о корнях, сверстница просит поговорить на хинди, чтобы снять видос для соцсетей,— как тут ассимилироваться и не выделяться? Ситуация совсем выйдет из-под контроля, когда Тамира расскажет о демоне в банке, которую она повсюду таскает с собой, и попросту исчезнет. Тут уже станет не до первой влюбленности и успехов в учебе.
О бормочущей себе под нос девушке с кувшином 38-летний дебютант Бишал Дутта услышал от дедушки, который рассказал внуку немало мистических историй. Именно они — вперемешку с американскими хоррорами — сформировали представление режиссера о жутком. Переехав с родителями в США, когда ему было четыре года, в пять Дутта посмотрел «Терминатора» (1984), где увидел вырванное сердце,— и остался под большим впечатлением. Уже в подростке этот детский опыт оформился в любовь к фильмам ужасов: на вкус будущего режиссера повлияли «Чужой» (1979), «Сияние» (1980), «Полтергейст» (1982), «Кошмар на улице Вязов» (1984) и «Заклятие» (2013). Так что российская локализация его бы вряд ли смутила, хотя оригинальное название чуть загадочнее: «Оно живет внутри» («It Lives Inside») — в духе слоубернера А24 «Оно приходит ночью» (2017).
Фильм Дутты, кстати, в пакете студии Neon — прямого конкурента А24 в сегменте «причудливые небольшие фильмы»: поп-теракт «Вокс-люкс», выворачивающая наизнанку жанр rape-revenge («изнасилование и месть») «Выжившая», цикличный ромком «Зависнуть в Палм-Спрингс», датско-афганский анимадок «Побег», кулинарный боевик «Свинья» с Кейджем, боди-хоррор младшего Кроненберга «Бесконечный бассейн», каннские триумфаторы «Титан», «Треугольник печали» и «Анатомия падения» — все это продюсировали и/или дистрибутировали они. «Заклятие. Зло внутри», стартовавшее с приза зрительских симпатий на фестивале SXSW, неплохо вписывается в компанию этих диких-симпатичных фильмов. Разве что режиссеры индийских кровей пока представлены даже в инди- и жанровом кино гораздо хуже, чем коллеги, скажем, корейского и китайского происхождения. Навскидку можно вспомнить «Сглаз» (2020) братьев Дассани, спродюсированный неутомимым Джейсоном Блумом, причастным к доброй трети хитовых хорроров сегодня (от «Паранормального явления» до «Человека-невидимки» и «М3ГАН»).
«Зло внутри» щеголяет не столь прямолинейной вывеской, хотя нетрудно догадаться, что тварь из банки — душевные терзания во плоти, проклятие инородности, преследующее индийских переселенцев даже в обывательском парадизе. У хоррора с релокацией давняя связь: достаточно вспомнить вечного мигранта Дракулу, семейство Торренс, которому перемена мест не пошла на пользу, или сюжеты о заселении в новый дом, где чертовщина всегда рада гостям. Что и говорить о переезде в другую страну и культуру, когда с одной стороны поджимает тоска по родине, беспокойство за близких и травматичный опыт изгнания, с другой — опасение косых взглядов и ущемления в правах. Впрочем, Бишал Дутта рефлексирует не малых бесов нетерпимости — ровесники с Самидхой ведут себя неловко, но скорее предупредительно,— а именно внутренний конфликт от столкновения культурных матриц. Борьба с демоном негативных эмоций пишачем ведется в тех же ракурсах, с которых английский иммигрант Хичкок в 1960-е разоблачал психоз американского гиперконтроля, а уроженец штата Нью-Йорк Карпентер десять лет спустя — хэллоуинское лицемерие обывательских благодетелей. Но жуть и ныне там.
Симптоматично, что раздрай Самидхи первой замечает не мама, а учительница литературы — афроамериканка Джойс (Бетти Гэбриел из «Прочь»), по-своему интерпретирующая этот сюжет из жизни девочки-подростка. Если не как пубертатную неприкаянность, то как внешний конфликт со средой — в духе «Кэндимена» (1992) Бернарда Роуза. Там за страдающих от чикагской застройки афроамериканцев «вступался» мстительный дух художника, обретшего после Гражданской войны свободу, но не право на любовь к дочери помещика. Индуистская богиня-воительница Дурга, воплощающая и женскую силу, и энергию освобождения (ее популярность возросла во время колониального владычества Великобритании), могла бы исполнить в «Заклятии» похожую роль. Однако Дутта предлагает более остроумное решение, рифмуя испытание Самидхи с боем Дурги и демона Махишасуры, чье поражение индуисты и празднуют каждый год. Как говорится, так победим.