На экранах биографическая драма о Караваджо
В прокат вышла «Тень Караваджо» Микеле Плачидо. Аккуратная, несмотря на героя-бунтаря, биографическая драма вполне подойдет для первого знакомства с жизнью и творчеством великого художника, но передать на экране его высокие безумие и страсть авторам не удалось, считает Юлия Шагельман.
«Тень Караваджо» открывается, как положено уважающему себя байопику, с поясняющего титра. Он сообщает зрителям, что в 1609 году художник Микеланджело Меризи по прозванию Караваджо (Риккардо Скамарчо), обвиненный в убийстве некоего Рануччо Томассони (Бренно Плачидо, красавец-сын режиссера), бежал из Рима в Неаполь, где, пользуясь покровительством знатного семейства Колонна, остался ждать папского помилования. Даты слегка спутаны: в реальности в Неаполь Караваджо приехал раньше, а в 1609 году находился уже на Сицилии, но сделаем скидку на то, что мы не энциклопедическую статью читаем, а смотрим художественное произведение. И как это заведено в последние годы, оно стремится быть не столько традиционным байопиком, сколько фантазией по мотивам жизни великого человека, использующей последнюю как предлог для представления не менее великих идей. Поскольку герой у нас Караваджо, то речь, разумеется, идет о любви и смерти, свете и тени, гении и злодействе, свободе и (безуспешных) попытках ее ограничить.
При этом сам Микеле Плачидо и два его соавтора сценария, Сандро Петралья и Фидель Синьориле, далеко не так свободны и раскованны в творческом самовыражении, как предмет их исследований, или, скажем, как Дерек Джармен, снявший своего «Караваджо» в 1986 году. Британский режиссер без долгих предисловий бросал зрителя в самую гущу анахроничного гиньоля, где модели художника курили сигареты и носили сложенные из газеты шапочки, его враги печатали свои доносы на пишущих машинках, а сам он больше напоминал напропалую прожигающую жизнь звезду рок-н-ролла (сейчас подобные приемы уже стали общим местом, но 37 лет назад это было дерзко и свежо).
В «Тени Караваджо» все детали вполне историчны: каждый кружевной воротничок, корсетная шнуровка, гульфик и кардинальская шапочка на своем месте, а улицы Рима и Неаполя вымазаны соответствующей эпохе грязищей. Процесс создания великих полотен показан, как это обычно делается в байопиках: вот Караваджо разводит по комнате нищих и проституток, меняет белое платье на красное, набрасывает кому-то на плечи шаль, приводит в мастерскую живую лошадь — и вот перед нами «Распятие святого Петра», «Обращение Савла» или «Успение Богородицы». При этом оператор Микеле Д`Аттаназио (работавший, например, на популярном сериале «Гоморра») честно старается стилизовать картинку под караваджиевское кьяроскуро, и местами ему это даже удается.
Для удобства зрителей и для того, чтобы изложение фактов биографии Караваджо выглядело более или менее органично, авторы помещают всю историю в рамку расследования, которое по заданию Папского престола ведет инквизитор в черном, называющий себя Тенью (Луи Гаррель). Пока художник скрывается в Неаполе, где, впрочем, почти сразу умудряется напороться на новые неприятности, Тень отматывает назад последние несколько лет перед убийством и побегом, пытаясь установить, достоин ли тот помилования или репутация скандалиста-сластолюбца-содомита соответствует действительности, а его картины в самом деле оскорбляют чувства верующих. В процессе он допрашивает покровителей Караваджо — маркизу Колонна (Изабель Юппер), кардиналов дель Монте (сам Микеле Плачидо) и Шипионе Боргезе (Джанлука Гобби), его ученицу Артемизию Джентилески (Леа Гавино), его соперника — художника-маньериста Джованни Бальоне (Виничио Маркьони), а также многочисленных бездомных, побирушек и уличных шлюх, служивших, к вящему общественному возмущению, моделями для его полотен. Во флешбэках оргии, драки и дуэли как по часам чередуются с философскими беседами — например, с самим Джордано Бруно (Джанфранко Галло), которого Караваджо встречает в тюрьме во время очередной отсидки,— и с порывами божественного вдохновения.
Увы, именно вдохновение — то, чего отчаянно недостает фильму, несмотря на все старания авторов, а возможно, именно потому, что они слишком стараются, инсценируя сюжеты картин Караваджо и рисуя на спинах актрис, играющих проституток, шрамы от порки. Яростное стремление художника к высшей правде, растущей из самого низменного уличного сора, столь же яростные попытки властей предержащих спрятать эту правду — месседж понятен и, более того, неоднократно проговаривается, но так и остается слишком формальным, не идущим от сердца, более в духе Бальоне, нежели Караваджо.