В прокат вышла британская драма «Сущность» с Бенедиктом Камбербэтчем в главной роли
В прокате — драма «Сущность» (The Thing with Feathers) британского режиссера Дилана Саузерна, премьера которой состоялась в январе этого года на фестивале «Сандэнс». Главную роль в фильме сыграл Бенедикт Камбербэтч, которому, увы, не удается вывезти аморфную картину, построенную на одной-единственной метафоре, считает Юлия Шагельман.
«Сущность» — игровой дебют Саузерна, до того снимавшего в основном музыкальные клипы и документальные фильмы о музыкантах (за один из них, посвященный группе Blur, он номинировался на премию «Грэмми»). В оригинале лента называется, если переводить буквально, «Нечто в перьях», а в основу сценария, написанного самим режиссером, легла новелла Макса Портера «Grief Is the Thing with Feathers» («Скорбь — это нечто в перьях», или, в более поэтическом варианте, «У печали есть крылья»). Это название, в свою очередь, отсылает к строке из стихотворения Эмили Дикинсон «Надежда» из сборника 1861 года: «Надежда — это нечто в перьях».
Герой новеллы — писатель, который скорбит по умершей жене и пишет книгу о британском поэте Теде Хьюзе, одном из самых знаменитых вдовцов мировой литературы: его жена Сильвия Плат и возлюбленная Ася Вевилл обе покончили с собой с разницей в шесть лет. Одна из главных работ Хьюза — поэтический цикл «Ворон» (1970), и скорбь героя Портера тоже принимает облик именно ворона. Ну и, конечно, даже для тех, кто Теда Хьюза не читал, этот образ тянет за собой цепочку ассоциаций имени Эдгара Алана По: все о том же — смерти, скорби и потере любимой.
В фильме главный герой, названный в титрах просто Отцом (Бенедикт Камбербэтч), из писателя стал художником, так что многоступенчатые литературные аллюзии сменились визуальными.
Ворон, озвученный Дэвидом Тьюлисом, появляется на экране в нескольких ипостасях. Это и персонаж графического романа, над которым работает Отец, и настоящая птица, мрачным предзнаменованием прилетающая к окну осиротевшего дома, и неотвязный голос в голове героя, и, наконец, огромная крылатая фигура, которую он видит то ли наяву, то ли в своем расстроенном воображении.
В остальном канва событий та же: в начале фильма герой и два его маленьких сына (Генри и Ричард Боксэллы) хоронят жену и мать, тоже безымянную (Клер Картрайт). Из коротких флешбэков мы почти ничего не узнаем ни о ней самой, ни об их браке — по большому счету только то, что брак этот был все-таки более счастливым, чем у Теда Хьюза и Сильвии Плат, и что мальчиками занималась в основном мама. Соответственно, на отца, совершенно раздавленного горем, сваливается множество незнакомых ему забот: накормить завтраком, отвести в школу, забрать оттуда, проследить, чтобы дети почистили зубы на ночь, переоделись в пижамы и не разнесли дом на кусочки.
Справляется он с этим, прямо скажем, не слишком успешно, так как быт и воспитание детей не в силах конкурировать с проживанием горя, а от помощи, предлагаемой его братом (Сэм Спруэлл), психологом (Лео Билл) и друзьями, герой почти до самого конца фильма отказывается. Запертый в тесном пространстве кадра формата 4:3, практически все время погруженного в темноту, он проходит все положенные стадии: отрицание, гнев, торговлю, депрессию… и на последней надолго останавливается, потому что к смирению еще надо прийти.
Камбербэтч сдержанно горюет, рыдает, злится, раздражается, борется с тягой к бутылке, все-таки напивается и отчаянно танцует в одиночестве под песню Скримин Джея Хокинса «Feast of the Mau Mau» (Саузерн, явно не забывший свое клипмейкерское прошлое, не отказывает себе в удовольствии включить в звуковую дорожку фильма какой-нибудь пижонской трек).
Все это сопровождается саркастичным закадровым комментарием Ворона, который затем материализуется в облике пернатого монстра и начинает изводить героя уже физически.
В чем-чем, а в отсутствии профессионализма Камбербэтча не упрекнешь, страдает он на все уплаченные зрителями деньги, однако все, что он делает, так и остается рядом качественно исполненных актерских этюдов, за которыми не чувствуется настоящих эмоций. Да и фильму в целом не хватает драматического заряда на полнометражную дистанцию — во второй половине недлинного хронометража он превращается в сплошную череду повторений уже пройденного. Даже самое сильное горе со временем притупляется, но зрительское внимание и сочувствие при просмотре «Сущности» притупляется намного раньше.