Экзотические ужасы «Одержимых злом» Демиана Руньи
В прокате — фильм Демиана Руньи «Одержимые злом» (Cuando acecha la maldad). Посмотрев его, Михаил Трофименков, при всей своей детской любви к Латинской Америке, Борхесу и Кортасару, понял, что в Аргентину не поедет никогда: слишком страшно.
Относительный дефицит голливудских ужасов в отечественном прокате обернулся неожиданно познавательной стороной. На экране появились ужасы финские, бельгийские, мексиканские. Теперь вот — аргентинские. И не просто так себе ужасы, а снятые при поддержке Аргентинского фонда кино, то есть, очевидно, продвигающие некий образ страны и государства.
Наверное, это прозвучит цинично и ужасно, но первое, что приходит на ум при просмотре «Одержимых злом», это гастрономическая формула: «аргентинская кухня — преимущественно мясная». Вот и фильм Демиана Руньи хочется окрестить не «Жесть», а «Мясо».
Зомби-мама поедает мозг и внутренности своего ребенка. Одержимая девушка раз за разом врубает себе в лоб здоровенный колун. Под месивом трупов убитых адскими школьниками учителей еле-еле шевелится гниющий заживо-замертво монстр, умоляющий убить его. Это я еще и двадцатой доли экранных прелестей не пересказал. Там еще и одержимые дьяволом козлы, и обезумевшие собаки, и осатаневшие аутисты беснуются.
А начинается-то все с сущей безделицы. Заслышав в ночи револьверную стрельбу в окрестном лесу, хмурые братья Педро (Эсекьель Родригес) и Хайме (Демиан Саломон) отправляются наутро на поиски. И находят аккуратно разрезанное пополам тело неведомого им персонажа, имевшего при себе набор странных прибамбасов. Что-то вроде буссоли, что-то вроде огромного компаса, что-то вроде, короче говоря, чего-то.
Что замечательно — так это реакция аргентинских фермеров на жуткую находку. Никто не бьется в истерике. Они просто задаются вопросом: может быть, это местный землевладелец Руис (Луис Цимбровски) порешил какого-то постороннего перца. Ну тогда пусть себе лежит порезанный, как и лежал. Аграрный вопрос, знаете ли.
Это первое вторжение социальной реальности на территорию тяжелого мистического бреда. Будут и другие.
Вот, например. Удостоверившись, что в их обжитые пампасы вторглось чистое, неразбавленное зло, братья мчатся спасать от этого самого зла бывшую жену Педро и его детей. Но Педро запрещено приближаться к ней на сколько-то миль, и отчаянные призывы бежать-бежать-бежать тонут в апелляциях к правоохранительным органам с требованием убрать Педро с прилегающей территории.
Один из детей Педро — аутист: актуальный для мирового кинематографа персонаж. Но аргентинцы, злыдни этакие, переворачивают политически корректную ситуацию поперек любой корректности. Оказывается, что демоны — «гнилые», как их называют,— способны забираться в мозг людей с аутичными расстройствами. Только они там запутываются, теряют ориентацию, «распутывают ментальные узлы» и порой на несколько месяцев овладевают помраченным разумом. Но уж когда как следует овладеют, мама не горюй. Финал фильма связан именно с аутичным персонажем, обожающим яблочное мороженое, и кошмарен в своей непостижимой физиологичности.
Единственная точка опоры в этой безумной Аргентине — свод правил обращения с «гнилыми» демонами. Едва такая тварь появляется на горизонте, надо почему-то отключить все электричество. Ладно, предположим. Далее, в них ни в коем случае нельзя стрелять. Если выстрелишь, древнее проклятие поглотит тебя. Нельзя также прикасаться ни к каким вещам, заляпанным прикосновением «гнилых».
В какой-то момент осажденные злом герои стоят на холме и смотрят вдаль на некий город. «Ты видишь?» — вопрошает один из них. «Нет»,— честно признается другой. «Вот именно, там погас свет!»
Черт возьми, может быть, там просто веерное отключение случилось или подстанция сгорела. Нет, аргентинцы знают: это древнее зло наведалось.