Книга воспоминаний Зои Богуславской в коротком списке «Большой книги»
Один из финалистов новой номинации «нон-фикшн» премии «Большая книга» — мемуары Зои Богуславской «Халатная жизнь», надиктованные ею на протяжении четверти века. Писательница, критик, создательница премии «Триумф» и на протяжении 46 лет жена и муза Андрея Вознесенского в апреле отметила 101-летие и знала или знает чуть ли не всех заметных деятелей отечественной (и не только) культуры. Книгу прочитал Михаил Трофименков.
«Читала много материалов о Дягилеве, и часто встречается такая фраза: «Он пришел в этот ресторан и устроил грандиозный скандал». А мне хочется узнать, что за скандал, какого рода — он кричал? он бил посуду? он эпатировал окружающих?» Это упущение мемуаров о великом антрепренере Богуславская компенсирует на примере своих современников, но сначала два слова о ней самой.
Парижский фестиваль «Триумф» французская пресса сравнила с дягилевскими «Русскими сезонами»: так что сама Зоя Борисовна — «новый Дягилев». «Новым Достоевским» назвал ее эмигрантский критик Кирилл Померанцев. «Киссинджером» прозвала киновед Майя Туровская за аналитический ум и дар предвидения.
Впрочем, лучше о себе, чем сам мемуарист, никто не скажет. Родители привили ей «самоотверженность, честность, умение стать необходимой в какой-то момент для человека, который нуждается в поддержке». «Я никогда ни за что не боролась, ни за одну должность, ни за одну возможность». «Я всегда выбирала свободу», «органически не способна врать», «начисто лишена чувства зависти». «Мне неприятно, дискомфортно, когда мою фамилию оглашают публично, особенно когда публично благодарят за помощь».
Хотя похвастаться Богуславской есть чем. На заре редакторской молодости она фактически написала заново за знаменитую Галину Николаеву роман «Битва в пути»: «Cделала качественный роман, который получил потом Ленинскую премию (не получил.— “Ъ”), но я никогда этим не хвасталась». А позже спасла от закрытия сценарий «Андрея Рублева» Андрея Тарковского.
Ее автомобиль выталкивал из сугробов сам Александр Солженицын. Эдуард Шеварднадзе, завидев Богуславскую и Вознесенского, прогуливающихся по пляжу в Пицунде, бежал знакомить их с «серым кардиналом Кремля» Михаилом Сусловым. Великий журналист Хедрик Смит отдал билеты на хоккейный матч СССР—Канада некой Светлане за то, что та снабжала Зою Борисовну деликатесами из спецраспределителя. В прямом эфире CNN, посвященном провалу ГКЧП, именно Богуславская подменила заболевшую Раису Горбачеву. А мужа она одевала так изысканно, что при встрече с поэтом Рональд Рейган первым делом воскликнул: «Боже, какой на вас синий пиджак элегантный! У меня точно такой».
Удивительные человеческие качества и отвращение к cоветской власти не мешали успешной карьере Богуславской. Уже в начале 1960-х она возглавила, чуть ли не помимо своей воли, отдел литературы в Комитете по Ленинским и Государственным премиям. То есть готовила для членов комитета рефераты, из которых следовало, стоит ли награждать претендентов. Жаль, что изо всей комитетской эпопеи она рассказала лишь эпизод с выдвижением на Ленинскую премию Солженицына. Чуть подробнее рассказала о многолетней работе на «Мосфильме» в редсовете легендарного Шестого творческого объединения писателей и киноработников.
На судьбу Богуславской даже существенно не повлияла подпись под письмом в защиту арестованных писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля. Из партии не исключили: она выйдет из нее сама в 1991-м «наперегонки» с Булатом Окуджавой. Накрылись три загранпоездки, но вскоре возобновились в глобальном масштабе: Япония, Штаты, Франция, как-то раз заехала к Грэму Грину, потом к Марку Шагалу. За границей она бесстрашно и безнаказанно общалась с заклятыми изгнанниками Виктором Некрасовым, Александром Галичем, Василием Аксеновым. Не говоря уже о том, что в ее московском доме дневали и ночевали иностранные гости, от сенатора Эдварда Кеннеди, чья подвыпившая жена забыла у Богуславской сумочку с документами и деньгами, до Боба Дилана.
Понятно, что окружали Богуславскую самые яркие люди многих поколений. Большинство их портретов скомпонованы так. К яркому и искреннему объяснению в любви добавляется ради психологической многомерности неоднозначная деталь. Блестящий Родион Щедрин оборачивается грязным матерщинником и возможным виновником попытки самоубийства влюбленной в него актрисы Марии Шелл. Верного друга Аксенова портит его жена Майя Кармен, практически загнавшая мужа в эмиграцию. Евгений Евтушенко проявляет жестокую черствость к уже больному Вознесенскому, которого в другой главе режиссер Александр Алов ни с того ни с сего обзывает «подонком».
Ренате Литвиновой достается за моральную неразборчивость: по утрам в парижском отеле сотрапезники отмечали ее «сбившиеся пряди волос, кое-как наброшенную блузку, смятый подол юбки, отсутствующее выражение сонных глаз». Целый роман посвящен моральному облику самого Вознесенского, болезни которого отведены самые сильные и страшные, натуралистические страницы. Но когда он был в добром здравии…
«Вознесенский очень любил в женщинах приключение Иногда это были пьющие женщины, которых надо было вытаскивать. Другие были переходящим знаменем в руках других мужчин. Иногда — скандалистки». Среди прочих: актрисы Людмила Максакова и Татьяна Лаврова, которая еще и заняла у автора, да так и не отдала, крупную сумму, итальянка Инге Фельтринелли, чуть ли не Жаклин Кеннеди. Но никто из них не смог омрачить нежную полувековую любовь Богуславской.
Единственное, чего не хватает книге, так это легкой правки. Тогда на соседних страницах академик Михаил Борисович Храпченко не именовался бы попеременно Михаилом и Борисом, давно опальный Молотов не участвовал бы в разносе, устроенном Хрущевым молодым писателям (шок от него якобы повлиял на болезнь Вознесенского тридцать лет спустя). А название стихотворения Роберта Рождественского «Да, мальчики!» не приписывалось бы статье самой Богуславской.
Но все это пустяки по сравнению со значением книги не только как человеческого документа, но и своего рода субъективной энциклопедии культурной жизни страны за целый век.