Фильм Дмитрия Давыдова «Чума»
В прокате — фильм якутского режиссера Дмитрия Давыдова «Чума». Михаилу Трофименкову показалось, что ему бы больше подошло название «Якутская резня бензопилой».
Невероятно плодотворный Дмитрий Давыдов, можно сказать, уже живой классик. В историю кино он, безусловно, вошел. Именно после его фильма «Пугало» (2020), победившего на Сочинском кинофестивале, начался неожиданный, невероятный и совершенно оправданный бум якутского кино.
Кино, вдруг явившегося во всем возможном разнообразии, подобно сложившейся национальной киношколе. От мистических триллеров и коммерческих хитов о местных боевых искусствах до жестких социальных истернов. Вроде великолепной «Айты» Степана Бурнашёва, по неведомой науке причине лишенной прокатного удостоверения, или столь же отличного «Вертолета» Михаила Лукачевского.
«Чума» обогатила якутское кино новой интонацией. Впрочем, нова она только для национальной киношколы. Российский зритель легко опознает в ней «сокуровщину» или «звягинщину». То есть многозначительное подражание многозначительным интонациям уважаемых режиссеров Александра Сокурова времен «Дней затмения» или Андрея Звягинцева времен «Возвращения».
Многие кинокритики уже углядели в «Чуме» притчу с евангельскими коннотациями. Единственная подобного рода коннотация заключается в том, что один из главных героев — Иван (Георгий Бессонов) — безответный плотник, строящий лодки в тщетной надежде заработать хоть какую-то значительную для депрессивной деревни сумму. Отлично, теперь будем считать почти евангельской притчей любой фильм, где герой — плотник? А сын плотника, слегка блаженный Тарас (Эрхан Слепцов), все ждущий да ждущий северного сияния, должен непременно быть новоявленным Сыном Божьим? С чего вдруг?
Венедикт Ерофеев глаголил: «Все на свете должно происходить медленно и неправильно». Дмитрий Давыдов следует этой заповеди. Название фильма «Чума» бессмысленно. Гораздо точнее было имя первоначального сценария «Омут». Фильм оказался именно что омутом, затягивающим зрителя в невнятные, тягостные, томительные отношения между столь же невнятными, невыразительными персонажами.
Итак, в сугубо мужском поселке где-то в Якутии соседствуют два отца-одиночки. У слабака Ивана жена умерла. У бывшего участкового Влада (Евгений Николаев) — сбежала. Зачем, почему возникают вспышки бешеной ненависти и даже жестокости между соседями, между отцами и детьми, Дмитрий Давыдов не объясняет. Хорошо, предположим, что человек по определению зверь. Но все-таки хотелось бы получить хоть какие-нибудь психологические мотивировки поведения героев за исключением этой сомнительной истины. Иначе кажется, что сценарий исключительно дыряв, что из него выпали некие необходимые звенья.
Пусть сценарий дыряв, но фильм безусловно и бессмысленно красив. Одинокие фигурки людей на фоне бескрайних лесов. Свежесрубленные дрова на фоне темнеющего неба. Наконец, финальное, но почти столь же монохромное, как весь черно-белый фильм, северное сияние, которого таки дождался Тарас.
Однако большую часть фильма Влад, третирующий своего безвольного и безымянного отпрыска и ставший кем-то вроде приемного отца для Тараса, и сам Тарас заняты тем, что пилят и рубят дрова в промышленных количествах. Бензопила в руках блудного сына становится в какой-то момент полноправным героем фильма. Так и ждешь, что в финале она превратится в то самое чеховское ружье, что никак не может дождаться финального акта пьесы. Но нет, увы, бензопила останется бензопилой. А ружье таки появится на авансцене, но тоже не выстрелит.
В общем, все, что делают герои, готовят ли они ужин, пилят ли дрова, дубасят ли друг друга руками и ногами, они делают крайне медленно и неправильно. То же самое можно сказать и о самом фильме.