«Литургию» Сергея Ахунова станцевали в «Зарядье»
В Большом зале концертного зала «Зарядье» три коллектива — Opensoundorchestra, вокальный ансамбль Intrada и театр современного танца «Каннон данс» — во второй и, возможно, в последний раз исполнили «Литургию» Сергея Ахунова. Татьяна Кузнецова полагает, что один компаньон оказался лишним.
Строго говоря, «Литургия» прошла в третий раз: за два дня до повторного показа в «Зарядье» она завершала танцевальную часть петербургского фестиваля «Дягилев P. S.». Для дягилевской антрепризы этот неосуществленный проект 1915 года оказался важнее иных увидевших свет постановок. На второй год Первой мировой, когда всем еще казалось, что война вот-вот закончится, Сергей Павлович, арендовав под Лозанной виллу Бель Рив, собрал вокруг себя новых соратников. Ключевыми фигурами ареопага стала чета художников — Михаил Ларионов и Наталья Гончарова были чрезвычайно увлечены и самим Дягилевым, и новыми театральными задачами. Тестировали также нового хореографа: после разрыва с Нижинским и ссоры с Фокиным Сергей Павлович рассчитывал на своего протеже, юного москвича Леонида Мясина. Ему и были поручены хореографические наброски к «Литургии». Главным персонажем балета должна была стать Пресвятая Дева, а сам спектакль планировалось ставить без музыки, под перкуссию и звуки шагов танцующих — в то время Дягилев был без ума от Эмиля Жак-Далькроза и его «эуритмики». Однако через несколько месяцев, когда на швейцарской вилле удалось собрать артистов из разных стран, импресарио к проекту уже охладел. Зато справившийся с заданием Мясин стал основным хореографом «Русских сезонов», а Наталья Гончарова оставила миру блистательные эскизы к несостоявшемуся балету.
«Литургия» ХХI века в память о Дягилеве и эвритмии объединила в одном проекте свет, цвет, ритм, движение и на сей раз музыку. Партитура Сергея Ахунова — произведение, разумеется, не литургическое, но отсылок к духовной музыке в нем предостаточно. В партитуру вплетены и «аллилуйя», и «Kyrie eleison», и протестантская хоральная мелодия, и 83-й псалом на церковнославянском. Между хоровыми эпизодами — чудесные позднеромантические адажио и многократно возвращающаяся нервная, минималистически-репетитивная тема. Но интереснее всего в музыкальном отношении, пожалуй, именно трансформации хорового звучания: и грегорианика, и суровые хоральные унисоны, и модернистские расплывающиеся гармонии, и стилизации под «строчное пение» — специфическую русскую форму многоголосия XVI–XVII веков.
Пластическое воплощение этого изобилия, мягко говоря, простовато. Хореографиня Ольга Цветкова, учившаяся в Амстердаме и, вероятно, потому числящаяся по ведомству авангарда, построила свое произведение на смене статики и динамики. Несложные гимнастические упражнения на месте (вроде тех, что в рамках программы «Московское долголетие» дает в моей группе педагог хатха-йоги; правда, так интенсивно и долго вращать головой, сидя в плие на второй позиции, нам не рекомендуется, но тут, похоже, дело в метафоре — таким способом 11 персонажей пытаются отыскать свое место в мире) чередуются с фиксированными «скульптурными» группами, отчасти позаимствованными у балетных предшественников, отчасти — в музейных каталогах. Связь между этими полюсами поддерживается шумной тяжеловесной ходьбой (что свидетельствует о начитанности авторки, явно знающей о первоначальных намерениях Дягилева) и грузным неумелым бегом (нынешний состав старейшего петербургского коллектива «Каннон данс» пребывает далеко не в лучшей форме).
Костюмы Сергея Илларионова тоже метафоричны: в первой и последней частях «Литургии» это белые леотарды (обтягивающие комбинезоны), асимметрично испещренные древнерусским «плетеным» орнаментом алого цвета — вероятно, таким образом костюмы намекают на первозданных (голых) людей, однако отмеченных печатью национальной идентичности. В средних частях «Литургии» артисты укрыты черными атласными балахонами с длиннорукавными накидками, под которыми спрятаны метровые палки. Размахивая и потряхивая ими, кружась поодиночке и сдвигаясь в барельефы, очерненный кордебалет изображает то неких зловещих духов-искусителей, то — метафорически — черные людские мысли, то общечеловеческий траур по распятому Спасителю. История распятия, снятия с креста, моление о чаше и прочие евангельские эпизоды представлены в произвольном порядке. Скажем, все начинается с пьеты (только солиста в леотарде держат на руках мужчины — женщине это не под силу). Затем следует соло героя — с сисонами-подскоками, аттитюдами и даже подобием па-де-ша, потом — долгое распятие с раскинутыми крестом руками и соответствующей тенью на заднике (художник по свету Анатолий Ляпин). И вновь пьета, но уже многофигурная, с коленопреклоненными Марией Магдалиной и Богоматерью.
В «Литургии» страдания «Иисуса» окупились — к финалу вся труппа освобождается от черных одежд, представая в пятнистой первозданности. И наконец-то тонет в темноте, оставив на рампе освещенного «Христа», пытливо вглядывающегося в зал. Меж тем на сцену из оркестровой ямы поднимаются замечательные музыканты Opensoundorchestra (а потом и дирижер Станислав Малышев), а на балконе потрясающий хор Intrada под управлением Екатерины Антоненко проникновенно выводит «Господи боже, услышь меня».
Зачем великолепным певцам и музыкантам понадобился весь этот «гезамткунстверк», девальвирующий их работу и отвлекающий от самой «Литургии»,— можно только догадываться. Возможно, из стремления вернуться к незавершенным опытам 100-летней давности по «воплощению живых элементов духоведения». Однако трем разным коллективам из разных городов нелегко экспериментировать вместе — говорят, нынешняя попытка в «Зарядье» была последней. Но если вокальный ансамбль и оркестр вздумают повторить ее без танцевального «перформанса», «Литургии» это пойдет только на пользу.