Завершился музыкальный фестиваль в Экс-ан-Провансе
Во французском Экс-ан-Провансе завершился ежегодный Festival d’Art Lyrique. В этом году в его программе соседствовали новая постановка «Мадам Баттерфляй» Пуччини, возобновление «Пеллеаса и Мелизанды» в режиссуре Кейти Митчелл и спектакль по заново собранному «Самсону» Жан-Филиппа Рамо. Фестивальные впечатления подытоживает Эсфирь Штейнбок.
Иногда фестиваль может впечатлить зрителя не только творческой, но и музыковедческой работой. Так в Эксе случилось с «Самсоном» Жан-Филиппа Рамо — оперой, написанной композитором по инициативе и на либретто Вольтера, которая почти три века пролежала в руинах. Поскольку сюжет ее был напрямую связан с библейскими мотивами, но трактовал их весьма свободно, французская цензура XVIII века запретила постановку «Самсона». Вольтеровское либретто сохранилось, партитура — нет, но значительную часть музыки — не пропадать же добру — композитор позже использовал в других своих произведениях. И вот теперь французский дирижер Рафаэль Пишон и известный немецкий режиссер Клаус Гут вместе с ассистентами и драматургами затеяли амбициозную и смелую реконструкцию: они собрали «Самсона» из «осколков» и принесли на сцену. Будучи в своем праве (ведь неродившаяся опера не смогла и «забронзоветь»), они немного подправили Вольтера, а монтажные швы композиции ловко затерли: в тексте — прозаическими вставками и цитатами, а на сцене — постановочными эффектами. Результат впечатлил и публику, и специалистов, причем отнюдь не только как исследование.
На главной сцене фестиваля, во дворе Архиепископского дворца, в очередь с «Самсоном» играли «Мадам Баттерфляй» Пуччини, которую поставила Андреа Брет, еще один именитый немецкий режиссер. И если реконструкторы Рамо и Вольтера смогли найти даже в хрупком раритете трехсотлетней давности актуальные смыслы, то к популярной, можно сказать, нерушимой опере Джакомо Пуччини, поставленной к столетию со дня его смерти, режиссер, как кажется, побоялась даже прикоснуться. Вот же он, актуальный сюжет об империализме — американец, торжественно поющий в другой стране «America forever!», соблазняет и обманывает несовершеннолетнюю, грешит двоеженством и собирается похитить ребенка (а грамотный юрист, вероятно, смог бы вменить ему в вину и доведение женщины до самоубийства). Не факт, что попытка радикализации расцвела бы именно в руках Андреа Брет, постановщицы все-таки старой школы, но то, что предложила она, уж точно не стало убедительным. Брет увлеклась японским колоритом, кимоно и масками. И хотя бумажные белые птицы, появляющиеся в спектакле, можно при наличии воображения срифмовать с журавликами, ставшими символами последствий американской бомбардировки Хиросимы, режиссура «Мадам Баттерфляй» остается декоративной.
Австрийский художник Раймунд Орфео Фойгт построил на сцене элегантный павильон в японском духе, похожий на клетку, а перед ним устроил траволатор, плавное движение фигур по которому придает действию еще большую, чем можно ожидать, условность. Хотя куда уж больше условности, если сына Чио-Чио-Сан «играет» кукла. И если албанская сопрано Эрмонела Яхо в три раза старше своей героини — в первом действии она еще пытается изображать юную гейшу, то потом бросает это безнадежное дело и честно играет драму покинутой зрелой женщины. Впрочем, странности постановки во многом искупаются ее высоким музыкальным уровнем, в частности работой той же Яхо — гурманы жаловались на скрипы ее среднего регистра, но отрицать то, что и «Un bel di vedremo», и финал оперы она исполнила так, что фестивальный зал просто оцепенел, не сможет никто. Оркестр Лионской оперы под руководством Даниэле Рустиони ни одной звезды с неба, может быть, и не схватил, но и Пуччини ничем не задел — для поминального спектакля достаточно уважения и концентрации.
Финская же дирижер Сусанна Мялкки за пультом того же оркестра нашла новые краски партитуры Клода Дебюсси для спектакля практически уже коронованной в Экс-ан-Провансе британки Кейти Митчелл «Пеллеас и Мелизанда». Впервые Митчелл представила единственную законченную оперу Дебюсси восемь лет назад. Оригинальное решение, в котором Мелизанда словно раздваивается, а все действие разыгрывается как изощренно выстроенный, необычайно выразительный внешне психоаналитический триллер, ничуть не устарело. По-прежнему впечатляет и совершенная работа технической команды фестиваля — весь спектакль состоит из бесшумных и быстрых перемен декораций, павильонов разного размера и формы. Эстетика сюрреалистических феминистских сновидений требует «волшебства», и оно случается — поэтому многочисленной команде невидимых волшебников-техников на поклонах аплодируют не меньше, чем певцам.
К тому же возвращенные «Пеллеас и Мелизанда» помогли прояснить некоторые акценты оперной программы фестиваля. И если мотив двойничества главных героинь, рифмующий спектакль Митчелл с новой постановкой Дмитрия Чернякова (“Ъ” писал о его «Ифигениях» 19 июля), можно отнести к разряду случайных совпадений, а популярный крен в сторону женской режиссуры (Митчелл и Брет) оказался не вполне убедительным, то женщины-дирижеры (к Мялкки нужно добавить харизматичную Эмманюэль Аим с ее «Ифигениями») в этом году ни в чем не уступили коллегам-мужчинам. Но главным стало, конечно, празднование музыкального французского первенства — фестиваль, по традиции ставивший во главу угла Моцарта, сегодня одержал «домашнюю» победу благодаря Дебюсси, французским операм Глюка и возрожденному из небытия «Самсону» Рамо.