Спектакль «Жюли» от южноафриканского режиссера Джеймса Нобо
Последней премьерой сезона в Театре наций стала постановка пьесы Августа Стриндберга — первая работа на российской сцене режиссера из ЮАР Джеймса Нобо. Найти оптику другого континента в спектакле по знаменитой шведской пьесе пыталась Марина Шимадина.
Театр наций не впервые обращается к пьесе Стриндберга: в 2011 году «Фрекен Жюли» поставил здесь Томас Остермайер, яростный форвард немецкой режиссуры, а главные роли тогда сыграли Чулпан Хаматова, Евгений Миронов и Юлия Пересильд. В том спектакле действие было перенесено в российские реалии, на современную Рублевку, и он звучал как пощечина новорусской публике.
Времена изменились. Театр наций вместе со всей страной взял курс за пределы западного мира — и вслед за китайским режиссером Дин Итэном со спектаклем «Я не убивала своего мужа» по роману Лю Чжэньюня «Я не Пань Цзиньлянь» и японцем Мотои Миурой, представившим пьесу Кобо Абэ «Друзья», пригласил постановщика из ЮАР. Джеймс Нобо — опытный режиссер, художественный руководитель Joburg Theatre, Roodepoort Theatre и Soweto Theatre, его работы отмечены театральными наградами. Но в отличие от азиатских коллег для первой постановки в России он выбрал эталонную европейскую классику — холодного шведа Стриндберга.
Глядя на сцену, ни за что не скажешь, что спектакль сделан африканским режиссером. И по сценографии, и по стилю игры это образцово европейская постановка. Причем действие происходит в очень условном, обобщенном Старом Свете. Неслучайно из названия пьесы исчезло скандинавское обращение «фрекен». Декорация Анастасии Юдиной представляет наглядную картину «заката Европы»: некогда богатый особняк с рыцарями и единорогами на старинных гобеленах пребывает в запустении: обвалившийся потолок, разбитые окна, расползающаяся по мозаичному полу плесень. Пьяная Иванова ночь с танцами, играми и буйным весельем остается где-то за кадром, за пределами дома, она все еще пульсирует в жилах героев, будоражит их кровь, но в этих холодных стенах они обречены на тлен и умирание.
По дому бесшумно шныряют слуги, которых можно принять за привидения,— вряд ли в разорившемся имении возможен такой штат челяди, скорее это призраки былой роскоши. Но в постановке этот пластический миманс (отличная хореография Лулу Млангени) скорее играет роль бессловесного хора — глаз и ушей дома, беспрестанно следящего за хозяевами. Такая жизнь на виду у всех — разновидность социального вуайеризма, который, по мнению режиссера, хорошо знаком нынешнему поколению соцсетей.
Историю столкновения разных социальных слоев — аристократии и плебеев — Джеймс Нобо трактует как вневременную: здесь есть место харассменту и абьюзу, которые существовали всегда — задолго до появления самих терминов. Ну и конечно, войне полов — ей женоненавистник Стриндберг уделял особое внимание. И хотя режиссер утверждал на встрече с журналистами, что в основе его спектакля все-таки история любви, нежными чувствами тут и не пахнет. Перед нами — жесткая борьба за доминирование, в которую включается и кухарка Кристина в исполнении Серафимы Гощанской: она хоть и знает свое место, но имеет моральное превосходство перед опустившейся хозяйкой, а значит, может с полным правом презирать и ее, и своего жениха.
В первом акте роскошная фрекен Жюли появляется в высоких кожаных сапогах и эффектных нарядах (художник по костюмам Екатерина Злая), как настоящая Госпожа, и играет со своим лакеем Жаном в кошки-мышки, то маня, то резко осаждая. Поначалу в этой роковой красавице трудно узнать Ольгу Лерман, которая в спектаклях Римаса Туминаса в Вахтанговском представляет нежных и воздушных героинь — Наташу Ростову, Татьяну Ларину. Однако в этом сезоне она раскрывается на сцене Театра наций по-новому: после сложной, эмоционально затратной роли психолога в «Сато» Филиппа Гуревича — теперь это героиня с еще более расшатанной психикой и диапазоном от женщины-вамп с вульгарными замашками до затравленной жертвы, потерянной маленькой девочки, так и не научившейся любить. «Дыра в душе» у нее из детства, от родителей, которые разрывали дочь надвое своей враждой, и вот теперь любая привязанность для нее отравлена ненавистью.
Александр Новин играет самолюбивого и ушлого дельца Жана, который не упустит своей выгоды и в связи с генеральской дочкой видит прежде всего превосходный социальный лифт. Он ею помыкает, как только чувствует ее слабость, и теряет к ней интерес, едва понимает, что не добьется вожделенных денег, чтобы открыть отель в Швейцарии. Качели взаимного подавления и унижения раскачиваются все сильнее и бьют наотмашь, до крови. Пусть это пока только кровь чижика на руках Жана, но понятно, что этим дело не ограничится. Ненависть разъедает все вокруг, как кислота, и скоро уничтожит весь этот европейский дом вместе с уже сломанным деревянным распятием, на которое с последней мольбой, держа опасную бритву, в финале смотрит героиня.
Режиссер из ЮАР ставит Стриндберга с большим уважением к европейской культуре, любуясь ею, как любуются живописными руинами, уже не подлежащими восстановлению. Где-то за окнами особняка плещется море — и оно уже готово поглотить этот последний осколок неудачной цивилизации.