При одном только имени Юрия Куклачева люди расплываются в улыбке.
Кажется, что он — самый любимый клоун нашей страны, друг детей, взрослых… ну и кошек, конечно. 12 апреля Юрию Дмитриевичу исполнится 75 лет. Но он по-прежнему заряжает оптимизмом, добротой и светом всех вокруг.
«В ЦИРКОВОЕ НЕ БРАЛИ СЕМЬ ЛЕТ»
— Юрий Дмитриевич, советские дети мечтали о героических профессиях — стать летчиком, пожарным. А почему вас в клоуны потянуло?
— Я тоже хотел быть летчиком. Но помню, как пошел на качели и меня стало мутить. Так и выяснилось, что мой слабый вестибулярный аппарат для летчика не годится. Ведь одно дело иметь желание, и совсем другое — возможности для его воплощения. А потом как-то по телевизору увидел выступление Чарли Чаплина. И так смеялся! Вдруг сам вскочил, что-то попытался сделать похожее — и кто-то в комнате тоже засмеялся. А у меня от этого смеха вдруг такая сладость на сердце разлилась, такая радость! Так и понял, что хочу стать клоуном и веселить людей. И первое, с чего начал, в 7 лет пошел заниматься балетом. Потому что мой любимый Чарли Чаплин хорошо двигался и танцевал, и я понял, насколько это важно для клоуна. Пять лет занимался балетом, после четвертого класса сам пошел поступать в цирковое училище.
Меня не брали на протяжении семи лет: мол, нет данных, внешности. В итоге я разозлился, забрал документы из школы и пошел учиться на печатника в ПТУ. Просто не хотел сидеть на маминой шее, решил зарабатывать самостоятельно. Мне платили 30 рублей стипендии, еще 25 я зарабатывал в издательстве «Молодая гвардия». Плюс поступил в народный цирк и сделал номера «Акробаты-эксцентрики» и «Комедийные фокусы», с которыми выступал в Московской областной филармонии.
В итоге, еще будучи подростком, зарабатывал в месяц под 100 рублей, тогда как у отца зарплата была всего 75. Но я вкалывал: каждый день вставал в шесть утра и не было ни одной свободной минуты.
— Родители на ваши профессиональные перспективы как смотрели? Они же у вас рабочие люди…
— Папа был очень рад и говорил: «Сынок, ты будешь рисовать на лицах людей улыбку!» А вот мама возражала: «Ни в коем случае! Сначала окончи институт, стань инженером, а потом занимайся всякими глупостями!» Но когда увидели мои первые выступления в народном цирке, где я проработал четыре года, начали гордиться. Хотя для них было самое важное, что я не стал пить и курить, как большинство ребят в нашем доме. Ведь пока мои сверстники пили и курили, я занимался спортом — гимнастикой, акробатикой, коньками, лыжами. Клоун не имеет права болеть! И сегодня у меня по утрам каждый день двухчасовая зарядка — понимаю, что должен жить долго, чтобы успеть передать свой опыт, который накопил за эти годы. К тому же у меня хорошо работает фантазия — хочется создавать новые номера и радовать людей.
«БОЮСЬ ЗВЕЗДНОЙ БОЛЕЗНИ»
— Сколько вам было, когда поняли, что стали известным и любимым?
— В 24 года я взлетел. А справиться с популярностью в столь раннем возрасте — это очень непросто. Не возгордиться, не заноситься. Просто больше всего на свете я боюсь звездной болезни. Смотрю на наших эстрадных звезд и не хочу быть таким, как они, не хочу, чтобы у меня, пользуясь фразой Сталина, случилось «головокружение от успехов». Еще мой учитель говорил: «Юра, не зазнайся!» И супруга моя, с которой мы вместе 54 года, постоянно меня пилит, чтобы я не задирал нос.
— Трудно все время оставаться человеком-праздником. Неужели и дома вы такой же заводной?
— Конечно! На мне нет никакой маски. Просто мне нравится отдавать свою энергию, чтобы другим людям было хорошо. И у меня есть несколько правил. Например, стараюсь ни на кого не обижаться, никого не осуждать. А каждое утро настраиваю себя на позитивное мышление и радость — делаю потягуньки, как все животные, улыбаюсь и стараюсь полюбить жизнь в себе. Поэтому мне чужды тщеславие, гордость, лицемерие, обман.
Заканчивается спектакль, и я предлагаю всем желающим сфотографироваться со мной. Никогда не отказываю никому в автографе, в общении. Иду по улице и радуюсь, когда люди меня узнают, подходят. Это все — мои друзья! Меня передергивает, когда вижу, с какой кислой миной некоторые наши народные и заслуженные артисты дают автографы. Про себя думаю: «Козел ты… Люди к тебе со всей душой идут! Порадуй их, подпиши! Какой же ты артист, если людей ненавидишь?»
— Вот уж действительно, «чем больше я узнаю людей, тем больше мне нравятся собаки». Ну а как кошки в вашей жизни появились?
— Педагог в цирковом училище мне говорил: «Юра, никогда не смотри в кассу, а смотри в звезду». В том смысле, чтобы каждый номер был выдающимся, не похожим на другие, а не только хорошо оплачиваемым. И тогда я стал думать: что же могу сделать в цирке нового, оригинального. Не спал ночами, размышлял. И в итоге понял, что хочу заниматься кошками, которые признают только добрых людей. В 1974 году они появились в моей жизни, и вот уже 50 лет мы с ними дружим.
«БЕЗ РОССИИ Я УМИРАЮ»
— Дружит с ними и ваша семья — оба сына, дочь и супруга работают в созданном вами уникальном Театре кошек. Получается, это у вас такой семейный подряд?
— В нашем театре сегодня двести кошек. И это четыре самостоятельных театра под одной крышей. У меня свои кошки, свои ассистенты, рабочие по уходу, осветители и радисты. У Димы, моего старшего сына, — свои. Так же и у моего младшего сына Володи, и у дочери Кати. Потому что кошка признает только одного человека и не может, скажем, Димина кошка у меня работать — у меня другой запах, тембр, движение. Все для нее чужое!
— Раскройте тайну, как можно с таким количеством животных управляться?
— Для кошек-«пенсионеров» я построил отдельный дом, они у нас не выступают, но мы за всеми ухаживаем, подкалываем уколы, чтобы продлить им жизнь. В итоге кошки у нас по 25 лет живут! А чем дольше живет наш пушистый друг, тем и нам лучше. Вообще кошка может работать до последнего часа. У меня был кот Сокол, он и в 25 лет участвовал в представлениях. А однажды просто заснул на стойке во время номера и уже не проснулся. Желающих посмотреть на наших питомцев я приглашаю в Vegas, где буду отмечать 75-летие. На арену со мной выйдут 120 усатых-полосатых друзей.
— Вы с кошками все континенты проехали. В Париже Бельмондо вручал вам кубок со словами: «Это самый оригинальный театр в мире! Его артистов никто не переиграет!» Никогда не возникало желания за границей остаться?
— Я с первой же поездки понял, что не могу долго жить за рубежом. Помню, как сначала меня охватывал там восторг, жена бегала по магазинам. Но потом проходит месяц, два — а на третий я сижу и скучаю. И уже ненавижу эти магазины! И понимаю Сергея Рахманинова, который под окнами своего американского дома снова и снова сажал русские березки. Я возвращался из Америки, заходил в автобус тут — и мне было так хорошо! Это не объяснить. Тут другая энергия, другой воздух. Даже когда на меня нападали и сжигали машину, чтобы забрать здание театра под казино, я все равно не хотел никуда уезжать.
Помню, как при первых выездах за рубеж ко мне в качестве сопровождающего был приставлен сотрудник КГБ. Он меня держал за руку, а я говорил, что пусть не волнуется, я никуда не уеду. А когда в 1990-е открылись двери, все бросились туда — Олег Попов уехал в Мюнхен, Вячеслав Полунин поселился в Париже… Я же понимал, что жить там не смогу, что не смогу без России, умираю без нее. И сегодня готов, несмотря на возраст, с оружием в руках защищать свое отечество.
— А ваши дети такие же патриоты?
— Когда моему первенцу Диме было 14 лет, я отправил его учиться в Англию. Он прекрасно знает язык, и я думал, что там ему будет хорошо. У него там были все условия для жизни — машина, дом. Но через год сын позвонил и сказал: «Папа, я не хочу ни денег, ничего, а хочу домой, на родину».
Младший мой, Володя, окончил Академию балета и работал солистом балетного театра Панова в Израиле. Был там звездой и первым артистом из Израиля, которого отправили на всемирный конкурс балета. Но он тоже не захотел там жить — вернулся в Москву и сделал тут балет с кошками.
А моя дочь Катя — народный художник Японии, ее картины висят в Токийском музее. Она бы была там номер один. Но предпочла жить в Москве.
Я понимаю детей, потому что сам такой. Я обожаю свою родину, счастлив, что родился в Советском Союзе и прошел с моим народом все кризисы, тяготы. За это, наверное, меня народ и любит…