Содержание:
150 лет со дня рождения Сергея Рахманинова
Первого апреля отмечается день рождения Сергея Васильевича Рахманинова (1873–1943) — русского композитора, пианиста и дирижера. Это круглый юбилей — 150 лет. В этот день в каждом городе и каждом концертном зале России звучит его удивительно красивая музыка, насквозь знакомая каждому слушателю. Однако Рахманинов принадлежит и мировой культуре. Сегодня его играют и в Европе, и в Америке, и в Китае. Его творчество наградило мир общими ценностями, и остатки этой общности не уничтожены и сейчас — уверен композитор, шеф-редактор издательства «Композитор» и многолетний автор “Ъ” Петр Поспелов.
Возможно, Рахманинов родился не первого, а второго апреля по новому стилю — это зависит от того, как соотносить юлианский и грегорианский календари. Сам Рахманинов указывал именно дату 2 апреля, но биографы до сих пор спорят. Композитор сегодняшнего дня или композитор дня завтрашнего? Еще недавно казалось, что исключительно вчерашнего.
Рахманинов создал более полусотни произведений, большая часть из которых была написана в России по 1917 год включительно. В это же время создавались новаторские партитуры Стравинского, дерзко заявил о себе Прокофьев — и даже на фоне мистически-усложненного Скрябина Рахманинов выглядел анахронизмом. При этом в качестве его музыки никто не сомневался — все дело было лишь в несовпадении с идеей прогресса.
С ранних лет в его опусах, написанных еще в XIX веке, установился элегический, идущий от романтизма, тон, выработалась протяжная русская интонация, а неотъемлемой частью стиля стало подражание колокольному звону. Музыковеды отмечают еще одну важную особенность рахманиновского мелоса — приверженность складу старорусского знаменного пения, когда мелодическая линия разматывается вокруг одного звука, избегая широких скачков. Большая часть его музыки написана в миноре: он с самых юных лет о чем-то грустил, с чем-то прощался — может быть, с Россией, хотя в молодые годы Рахманинова ей еще далеко было до роковых потрясений, а может быть, с самим типом искусства, которому он принадлежал и которым так блестяще владел. Утешение иногда наступало в мажорных апофеозах фортепианных концертов — подобно тому, как весенний дождь смывает с души грусть и тоску.
Уехав в 1918 в эмиграцию, Рахманинов перестал сочинять — родина уже не питала его вдохновения, он чувствовал, что его новые сочинения будут мало кому нужны. Зато как пианист он обрел огромную славу — и в Европе, и в Америке. За ним гонялись агенты, импресарио, папарацци и поклонники. Возможно, в 1920–1930-е годы Рахманинов был самым богатым русским артистом в мире. Его репертуар был широк, он играл и классику, и собственные вещи, из которых особенной популярностью пользовалась Прелюдия до-диез минор — без этого биса Рахманинов не мог доиграть ни один концерт. Автор проклинал свое произведение еще и потому, что как раз на него он не зарегистрировал авторских прав. Иначе он бы мог потратить еще много миллионов на самое важное после музыки дело жизни — бескорыстную, безоглядную помощь людям. В голодные 1920-е от Рахманинова тоннами шли в Москву продуктовые посылки, благодаря им не пропали с голоду МХАТ и Консерватория — сохранились даже расписки Станиславского в получении съедобных пайков. Он поддерживал бедных людей не только в чуждом ему СССР, но и в Европе, и в США — его великодушие могло соперничать только с его же скромностью.
Казалось бы, благозвучный, лишенный агрессии стиль Рахманинова мог бы стать частью советской эстетики — как это произошло с Чайковским. Но пролетарская культура не хотела терпеть в репертуаре буржуазного эмигранта: в 1930-е годы, особенно после подписанного Рахманиновым антисталинского письма в The New York Times, его музыку играть почти прекратили. На родине Рахманинов стал еще более вчерашним днем, чем был до этого.
Однако именно тогда Рахманинов вернулся к сочинению. В поздние годы им создано всего шесть сочинений, зато в их числе — Рапсодия на тему Паганини и Симфонические танцы. Они неплохо вписались в консервативную голливудскую эстетику, но не стали содержательным компромиссом — в них Рахманинов выразил ожидание новых потрясений, как в начале ХХ века это сделал Стравинский в «Весне священной» (в партитуру которой, кстати, Рахманинов, относившийся к Стравинскому с человеческой симпатией, посоветовал вписать финальный аккорд в басу — и младший коллега этому совету последовал).
С началом войны Рахманинов, забыв идейные несогласия, снова стал посылать в Россию деньги. Пишут, что Рахманинов предназначал их на лекарства и на бытовые нужды простых людей, но на них были куплены два военных самолета. Так или иначе, он был прощен и собирался побывать на родине (как это позже сделал его сосед по Голливуду Стравинский), но помешали болезнь и смерть.
С окончанием войны на арену вышел музыкальный авангард, методы Арнольда Шёнберга были приняты даже в университетах США, не говоря уже о Европе, где Рахманинов стал разве что музейным экспонатом. Но авангард не покорил мир, а сменивший его плюрализм разглядел в Рахманинове то, чего как раз не хватало современному искусству — гармонию, органическую красоту, глубокую человечность.
Сегодня наконец-то Рахманинов одинаково принадлежит и России, и миру. Он поселился в настоящем и, нет сомнений, останется в будущем.
Консерватор, ставший новатором
Подробности
Место дирижера
В 1900-е годы Рахманинов начал выступать как дирижер — сперва его пригласила капельмейстером частная опера Мамонтова, а потом и Большой театр. В Большом он проработал только два сезона, но успел за это время совершить настоящую революцию. До того времени дирижер располагался в оркестровой яме не там, где сейчас, а у самого края сцены, перед суфлерской будкой: оркестранты видели его только со спины. Именно Рахманинов, следуя тогдашнему опыту западных театров, решился разместить дирижерское место привычным нам образом. Певцы протестовали, заявляя, что теперь они не видят дирижерской палочки, но быстро смирились.
Понимание духовной музыки
Рахманинов не создал ни одной многоактной оперы, но зато оставил два монументальных хоровых цикла, из которых известнее всего его «Всенощное бдение» (1915). Сознание Серебряного века часто тянулось если не к религиозности как таковой, то по крайней мере к ее древним, первозданным художественным формам. Вот и рахманиновское «Всенощное» в подавляющем большинстве номеров построено на подлинной мелодике старинных одноголосных распевов. Но при этом композитору удалось создать произведение стопроцентно авторское, оригинальное по языку и стилю, органично воспринимающееся и вне связи с литургическим контекстом. А потому «Всенощное» и стало самым исполняемым в мире большим опусом русской духовной музыки.
Переосмысление старины
Диалог с прошлым многое определял для Рахманинова, но собеседниками в этом диалоге были не только титаны романтизма (как в случае Рапсодии на тему Паганини). В его фортепианном наследии есть, например, транскрипция ми-мажорной скрипичной партиты Баха. А также, разумеется, знаменитые Вариации на тему Корелли (1931), где тема на самом деле даже не принадлежит великому барочному скрипачу и композитору Арканджело Корелли — все еще древнее и глобальнее. Это анонимная «фолия», на которую еще с позднего Возрождения авторские вариации писались мириадами. Именно в рахманиновское время интерес к старой музыке и старинным исполнительским практикам становится заметной частью модернистской культуры.
Проницаемость для популярных жанров
В поздней рахманиновской музыке совершенно не случайно различимы джазовые краски — композитор любил джаз, был знаком с Гершвином и восторженно отзывался о его музыке, сам не считал зазорным музицировать в джазовой манере для собственного развлечения. Для тогдашней критики все это было симптомом «поверхностности» и «несерьезности» Рахманинова. Но «поверхностность» не мешала этой музыке основательно захватывать массовую аудиторию. Еще при жизни композитора его произведения в популярной обработке то и дело звучали на эстраде. То же продолжилось и потом — от Синатры до современных поп-исполнителей: никому из академических композиторов ХХ века не досталась такая любовь со стороны масскультуры.