Мировая премьера «Пределов контроля» Алексея Сысоева в «ГЭС-2»
На «Проспекте» Дома культуры «ГЭС-2» прозвучала новая партитура одного из лидеров московской композиторской сцены, в прошлом джазового музыканта Алексея Сысоева. Музыка для биг-бенда и квартета перкуссионистов называлась «Пределы контроля», но на самом деле это пересочиненная «Весна священная» Стравинского. Рассказывает Юлия Бедерова.
В последние сезоны «ГЭС-2» с ее полугодичными кураторскими программами, чем-то уютно напоминающими учебные семестры, стала одним из самых постоянных, надежных, концептуально гибких заказчиков и поставщиков по-разному резонансных новых партитур. Филармоническая публика обычно получает премьеры новой музыки в циклах музыки современной, где не звучат ни Шуберт, ни Бетховен. В «ГЭС-2», наоборот, новинки выходят в очередь с интерпретациями романтической или старинной музыки, от шлягерной до редкой. В таком соседстве по-новому воспринимаются не только звуки, но и смыслы, а музыка, с одной стороны, настаивает на собственной автореферентности, с другой — ее преодолевает. Так же как другие важные гэсовские премьеры — «Сезон призрачного мира» Валерия Воронова (диалог с воображаемым Мессианом), «Раскол» Антона Светличного (антиоперный дуэт с Мусоргским), коллективный «Тристан-проект» Сысоева, Сергея Петренко, Марка Булошникова, Армана Гущяна (разговор с «внутренним Вагнером» композиторов и слушателей), «Post» Владимира Горлинского (увертюра для внешнего и внутреннего пространства), две серенады Владимира Раннева и Ивана Бушуева (песни не только об умершем Малере),— новую «Весну» можно слушать как художественную «вещь», а можно как критику современности, как перпендикуляр или даже диагональ к ней.
Значимая часть «Пределов контроля» — произведений по мотивам «Весны священной» Стравинского, скандализировавшей парижскую общественность в 1913 году,— является воображаемой музыкой, хотя уровень громкости и плотности партитуры экстремален. Дело в том, что по методике «второго авангарда» в партитуре сочетаются компонированные и некомпонированные элементы: там, где наступают пределы авторского письма, начинается ансамблевая импровизация. Эти-то пределы и исследуются в композиции и производят изумительное впечатление своей структурной, приключенческой неразличимостью. Где-то внутри музыки все время проплывают элементарные частицы Стравинского или даже появляются в реальности как обособленные и переформулированные ритмические, цветовые, фактурные пятна, очертания, но в каком-то радужном тембровом сиянии, исходящем от традиционного биг-бенда. Пять разномастных саксофонов, четыре тромбона, три трубы, деревянные и банда, то апеллируя к расставленным в разных точках зала симфоническим ударным инструментам, создающим мерцающий каркас, то вырываясь из-под контроля, выступают в неожиданной роли радикального фри-джазового коллектива. У C-Jam Club Jazz Orchestra выходит отлично — без левацкого накала классического фри-джаза, без консервативной бендовой вальяжности.
«Весна» пересочинена так, что игнорирует проблему не только композиции и импровизации, камерной и симфонической музыки, но и консерватизма и модернизма. Все начинается с того же места, с которого начинается авангард Стравинского: с прихотливо-примитивистской мелодии у кларнета, за которой в партитуре столетней давности начинается сокрушительный сюжет о противостоянии / сплетении культурного и варварского. Но новая «Весна» трехчастна (ее квазибарочный силуэт — «медленно-быстро-медленно»), в ней ничего ничему не противостоит, а в финале никто не умирает — или так кажется. Ее жанр — фантазия, форма — концерт для «некультурного» оркестра, характер движения — контролируемая лавина. Первая часть подманивает слушателя не то реалистичной пластикой, не то смутной «энергетикой» некоего импрессионистского блюза, и слушатель радостно расслабляется. Вторая часть с ее физическим объемом расширенного и продленного динамического взрыва заглатывает гуляющую публику целиком: сочинение подразумевает, что его слушают с разных точек «Проспекта» «ГЭС-2» — по его краям, на балконах, в центре между инструментами, в отдалении, на разных этажах. В третьей части призраки Стравинского стихают и растворяются в прозрачном и статичном, тембрально холодном линеарном кружеве. Наверное, все же кто-то или что-то здесь умирает, но не насильственно, как жертва у Стравинского, а так, само собой.
Считается, что именно «Весна священная» завершила «долгий XIX век» и открыла XX, настолько долгий, что нет ему пределов. Блестящий российский специалист по Стравинскому Светлана Савенко после «Пределов» заметила, что Сысоев «смоделировал ситуацию: изумленная публика в 1913 году на премьере «Весны» слышала, как ей казалось, именно то, что прозвучало сегодня». А если представить, какими могли бы быть пересочиненные «Пределы» лет через сто, вполне возможно, они бы оказались нежной, утешительной, по-весеннему певучей музыкой.