Роман «Поход на Бар-Хото» Леонида Юзефовича
Трехкратный лауреат премии «Большая книга» Леонид Юзефович выпустил новый роман. Его герой — ссыльный питерский востоковед, в своих записках вспоминающий о том, как в год начала Первой мировой войны он вместе с бригадой монгольского войска отправился освобождать удерживаемую китайцами крепость. Как, кому и в какой мере этот поход принес свободу, пытался понять Михаил Пророков.
Офицер русской армии из любви к буддизму и желания найти себя пишет рапорт о переводе на Восток. Вскоре он уже военный советник при одной из бригад, составляющих армию Халхи, Внешней Монголии, независимого государства, оно же — мятежная провинция, отложившаяся от Китая. Россия официально признает принадлежность Халхи Китаю, а неофициально — поддерживает сепаратистов. В Урге (столица Халхи, ныне Улан-Батор) в это время рождается и крепнет замысел освобождения тордоутов, племени, населяющего область на юго-западе. Сами они, будучи носителями смешанной монголо-китайской крови, об освобождении не слишком мечтают, но для официальной монгольской пропаганды это препятствием не является. Военный советник в походе смысла не видит, но и возражать против него не считает нужным — его и не спрашивают.
В итоге монголы выходят на захват главного укрепления населенной тордоутами области, крепости Бар-Хото, забыв прихватить снаряды и не подготовившись к длительной осаде.
У новой книги Леонида Юзефовича три героя. Первый, он же рассказчик,— капитан Борис Солодовников, известный читателю еще по детективу «Князь ветра» (2001). Второй — молодой монгольский офицер Дамдин, потомок именитого рода, учившийся в Париже и вернувшийся оттуда убежденным национал-идеалистом. Третий — Зундуй-гелун, то ли звездочет, то ли шаман, берущий вместе с Дамдином на себя руководство походом, по мере того как командир бригады теряет надежду на успешное его завершение.
Остальные персонажи проходят фоном, почти не затрагивая главный нерв книги. В предисловии к своим запискам рассказчик говорит о своей неуверенности в «способности вдохнуть жизнь в картины и лица, которые сейчас теснятся передо мной, как бесплотные тени перед сошедшим в царство мертвых Одиссеем». Но для того, чтобы картины обрели краски, хватило и трех по-настоящему оживших действующих лиц.
Тем более что ожили они не в одиночку — каждый прихватил с собой своих призраков. У Солодовникова это его надежды на новую жизнь, буддийскую истину и свет с Востока. У Дамдина — вера в величие древней монгольской нации. А Зундуй-гелун своего призрака носит на шее — это изображенный на его амулете Чжамсаран, бог войны с налитыми кровью глазами.
Его Зундуй-гелун и призывает на помощь, когда авантюрный штурм, на который идут лишившиеся артиллерии монголы, захлебывается и атакующие готовы пуститься в бегство. Расстелив на земле коврик, сделанный из кожи убитого китайского офицера, он начинает шаманскую пляску. Ритуал приносит успех — бригада снова идет на приступ, ощутив уверенность в победе, уже «достигнутую в мире менее призрачном, чем этот».
Крепость пала, победа, долженствующая положить начало новой счастливой Монголии, о которой мечтает Дамдин, оборачивается чередой зверств, вдохновленных тем же Зундуй-гелуном. Дамдин, видя это, кончает с собой. Солодовников тайно покидает расположение бригады и возвращается в Ургу. Там он узнает об отъезде любимой женщины и аресте Зундуй-гелуна. Через неделю он, чувствуя крах всех надежд, уезжает в Россию.
Но история Бориса Солодовникова на этом не заканчивается. Она рассказывается в двух временных планах: первый — тот, где совершается поход на Бар-Хото, относится к 1914 году, второй — ко второй половине 1930-х, когда герой как «нежелательный социальный элемент» оказывается в забайкальской ссылке. Там он и работает над своими записками, там на шестом десятке подводит итог прожитому и понимает, что лучшее время его жизни все равно прошло там, в Урге, в Монголии, там осталось его сердце, невзирая на все окружавшие его дикость и кровожадность, воровство, лень, лицемерие, отсутствие кладбищ и отхожих мест. «У ненависти обязательно найдется причина, а любовь — беспричинна» — этими словами завершается предпоследний абзац романа.
Беспричинность любви, за которую люди готовы воевать и жертвовать собой,— важнейший мотив, связывающий «Поход на Бар-Хото» с предыдущим сочинением Юзефовича, романом «Филэллин». Но герои той книги, выдумавшие себе свою Грецию и шедшие за нее на смерть, при всей своей наивности могли все-таки что-то предъявить в подтверждение своих иллюзий: колыбель культуры как-никак, Эсхил с Периклом и Сократ с Праксителем не дадут соврать. Самоубийство же идеалиста Дамдина явственно показывает, что, когда иллюзии развеялись, у него не осталось ничего, за что он мог бы держаться.
Что же осталось у самого Солодовникова? Ответ находится в самом начале его записок. «Я… никогда и нигде не чувствовал себя свободнее, чем в Монголии,— признается он.— Я не нашел в ней того, что искал, не написал роман, не стал буддистом, зато, в отличие от Петербурга… я жил среди живых, видел все цвета мира, ходил рядом со смертью, любил и был счастлив».
Победа, одержанная в Бар-Хото, была бессмысленной, ни медные рудники, ни сама крепость монголам не пригодились, тордоуты, жившие торговлей с китайцами, местность покинули. Но ни жестокая вера Зундуй-гелуна, ни розовые мечты Дамдина (смеявшегося над китайцами, якобы уверенными, что, если обращаться с поддельной вещью как с настоящей, она заработает, но в итоге осознавшего себя столь же наивным), ни монголофильские иллюзии рассказчика бессмысленными не были. Разнонаправленные, но одинаково беспочвенные, они оказались укорененными в какой-то иной, скрытой почве. В том самом «мире, менее призрачном, чем этот».
Однако ни самому походу, ни смертям людей и животных (лошадей, верблюдов — участников ночного штурма, их просто погнали в ночной темноте на убой, чтобы китайцы расстреляли заканчивающиеся у них патроны) смысла это не прибавляет. Есть немалый соблазн прочитать новый роман Леонида Юзефовича как чисто антивоенный. Но мешают это сделать и слова автора, в интервью “Ъ” говорившего о преимуществах демократической независимой Внешней Монголии перед Внутренней, оставшейся в составе Китая, и его предыдущие книги. Так что мораль, вероятно, должна быть такой: война бывает неизбежной, мечта бывает благотворной. Но лучше им пореже встречаться.