в фильме Паял Кападиа
В прокате — игровой дебют Паял Кападиа «Все, что нам кажется светом». Первый за тридцать лет индийский фильм в основном конкурсе Каннского фестиваля завоевал Гран-при. Этот фильм немного убаюкал своей тихой добротой, но все же впечатлил Михаила Трофименкова.
Индийское кино по инерции времен советского проката ассоциируется с песнями и плясками всяких Зит, Гит, танцоров диско и прочих Раджей Капуров. Это было несправедливо уже тогда и вдвойне несправедливо сейчас. Впрочем, песни и пляски в одном из лучших эпизодов фильма Кападиа в наличии. Только контекст этой сцены удален от традиционного Болливуда на миллион световых лет.
В прибрежной лачуге, где свет давно отрубили, сладкий голос популярной певицы льется из единственного предмета условной роскоши, недорогого плеера. Под него самозабвенно и ненавязчиво пародийно извиваются в танце три героини, вырвавшиеся на пару дней из мегаполиса в родную стихию: все они, даже те, кто с образованием, родом из деревни.
Одна пожилая — больничная стряпуха Пурвати (Чхая Кадам). И две молодые — пособившие ей в возвращении на малую родину медсестры Прабха (Кани Касрути) и Ану (Дивия Прабха). Они, безусловно, грезят под музыку, но не о сладкой жизни, а просто о справедливости и любви. Жизнь, пусть и откровенно горькая, сама по себе волшебна, несмотря на все проблемы, которые подкидывает. Пусть эти проблемы и вековечны для индийского общества и в силу своей вековечности неразрешимы.
Для индийской цивилизации само слово «проблемы» кажется неуместным, изнеженно-европейским. Город мечты или город иллюзий Мумбай «запрещает своим обитателям злиться», даже если они живут в сточной канаве. В фильме нет злых людей. И хотя речь идет о патриархальном обществе, мужчины гораздо более робки, чем женщины.
Робок Шияз (Хридху Харун), возлюбленный Ану. Робок доктор Мануж (Азиз Недумангад), застенчиво преподносящий Прабхе то книжечку своей любовной лирики, то мешочек сладостей. Он боится даже кошечки, подобранной Прабху. Та смеется: «Люди, которые боятся котов, в прошлой жизни были мышами».
Своим волшебством экранная жизнь обязана, наверное, великому оператору Ранабиру Дасу. Сначала его манера раздражает суммой повторяющихся приемов. Все эти бесконечные проезды по улицам Мумбая, где громоздятся мешки с мусором, охапки цветов и фруктово-овощные развалы. Бесконечные дожди, захлестывающие экран, в как бы главных, но растворенных в потоке жизни сценах: сезон муссонов, однако.
Но вскоре визуальный ритм подчиняет себе, погружая в своего рода нирвану. Волны ночного прилива так же волшебны, как пещера со скальными барельефами, вырубленными Ганеша ведает когда: праздник в честь этого бога со слоновьей головой, уличная дискотека — короткий, но значительный срез жизни. И как небоскребы, пусть даже их наступление на старый Мумбай лишает Пурвати жилья.