Лучший фильм, чтобы проститься с Аленом Делоном
18 августа 2024 года умер Ален Делон. По случайному стечению обстоятельств в российский прокат выходит «Самурай» Жан-Пьера Мельвиля, канонический фильм-нуар 1967 года, в котором Делон сыграл, возможно, свою самую главную роль.
В документальном фильме Мартина Скорсезе «Представьте, что вы в городе» славящаяся искрометным остроумием Фрэн Лебовиц, защищая свое право на курение, мимоходом дает очень точное определение истории искусств, которая, согласно Фрэн, не что иное, как цепочка встреч талантливых людей за сигаретой и кофе. Ровно с такой встречи в 1966 году началось одно из самых плодотворных сотрудничеств в мировом кинематографе. Впоследствии Ален Делон говорил, что они с Жан-Пьером Мельвилем были созданы друг для друга, обижая этим деливших с ним постель женщин, никогда не удостаивавшихся подобного публичного признания в любви и верности.
Удивительно, что они не встретились раньше, хотя, по воспоминаниям племянника Мельвиля, тот впервые увидел Делона на приеме в отеле «Матиньон» еще в начале шестидесятых, остался под сильным впечатлением от холодной синевы его глаз и даже настоял, чтобы восходящая звезда записала в блокнот Hermes номер домашнего телефона и название последнего снятого им фильма — «Старший Фершо».
Разумеется, Делон слышал о Мельвиле, ведь его давний соперник Бельмондо уже трижды успел с ним поработать, но Делона тогда больше манила Америка, страна кинематографических возможностей. Он подписал контракт с MGM и в компании беременной жены Натали отправился в Голливуд, не взяв с собой ничего, кроме черного Ferrari 250 GT, модель «Калифорния», и копии фильма Алена Кавалье «Непокоренный», антивоенного манифеста, в котором Делон не только сыграл главную роль, но и выступил продюсером.
Поход за мечтой обернется страшным разочарованием — в Голливуде Делона будут приглашать лишь в безыскусные фильмы о гангстерах из Маленькой Италии, как и полагается жителям империи, не особо разбираясь, из какого именно захолустья приехал очередной соискатель. Мельвиль несколько раз телеграфирует Делону в США, надеясь вернуть блудного сына домой и поместить его в кадр рядом с Лино Вентурой: он как раз готовится к съемкам «Второго дыхания». Делон ответит отказом, скрывая из гордости степень своего отчаяния.
Но в 1966-м Мельвиль проявил истинную настойчивость. У него на столе лежал по-настоящему удачный сценарий, история одиночки, наемного убийцы, который пытается жить согласно самурайскому кодексу чести, игнорируя человеческое ничтожество, а значит, обречен на погибель. Никто, кроме Делона, по мнению Мельвиля, сыграть Джеффа Костелло не способен. Бельмондо, на которого он возлагал такие надежды, разорвал с режиссером всяческие отношения после скандала на «Старшем Фершо», не стерпев его диктаторских замашек. То, что Мельвиль, видный участник французского Сопротивления, привыкший полагаться на товарищей в вопросах жизни и смерти, называл доверием, новое поколение принимало за требование подчиняться и не желало, чтобы даже абсолютный гений узурпировал их свободу. У Делона с субординацией проблем не было, службу в армии и войну в Индокитае он полагал своими университетами, вопреки принятым среди его ровесников неписаным законам боготворил начальство, то есть генерала де Голля.
Вечер в особняке на рю Мессин, где Делон обосновался в Париже после возвращения из Голливуда, многократно воссоздан историками кино. Мельвиля, приехавшего лично читать сценарий на своем знаменитом Plymouth Fury, встретит совсем не тот человек, с которым они познакомились несколько лет назад. Делон испытал горечь поражения, заметно возмужал, в его повадках появилось нечто хищное, готовность заждавшегося в клетке или окопе, но вместе с тем и спокойствие, присущее лишь фаталистам, чуждым любых сомнений, не страшащимся сложить голову в бою, если бой оказался неравным. На десятой минуте чтения Делон прервет Мельвиля удивленным возгласом — к этому моменту в сценарии не прозвучало ни одной реплики. Герой, которого ему предстояло воплотить на экране, словно дал обет молчания, явно презирая окружающий мир. Делон тоже считает современность недостойной разговора. В дальнейшем обсуждении нет смысла, актер проводит режиссера в свою спальню, где над кроватью висит самурайский меч. Персонаж наконец-то встретил своего автора. А автору до самой смерти — Мельвиль уйдет в 1973-м — не будет нужды смотреться в зеркало, ведь он наконец-то повстречал своего двойника.
На роль возлюбленной Джеффа, единственной, кому он доверяет, Мельвиль позовет жену Делона Натали. Конечно же заметив, что они с Аленом тоже пугающим образом похожи, будто брат и сестра: в бесконечной игре отражений, столь занимавшей Мельвиля, появится еще один раунд.
«Самурай» создаст того Делона, которого и десятилетия спустя станут воспевать в своем творчестве Madonna или группа The Smiths, а Квентин Тарантино, Джонни То или уже упомянутый Мартин Скорсезе с Полом Шрёдером примутся приводить в пример Роберту Де Ниро, или Ричарду Гиру, или Джону Траволте. Если звезда Делона зажглась после фильма Рене Клемана «На ярком солнце», первой экранизации «Талантливого мистера Рипли», то миф Делона точно родился после «Самурая».
Секрет Джеффа Костелло, идеального постороннего, привязывающего к себе зрителя одним жестом — даже Богарту не удавалось проводить рукой по полям своей шляпы с таким неземным изяществом — или тем самым «взглядом с экрана», увековеченным Ильей Кормильцевым, не разгадан до сих пор, а 18 августа 2024 года Делон унес его с собой в могилу. Возможно, все дело в одиночестве Джеффа, как известно, сравнимом только с одиночеством тигра в джунглях,— эту несуществующую в реальности цитату из Бусидо Мельвиль выбрал эпиграфом к картине. А может, в том, что Джефф никогда не проигрывает, ну или почти никогда — как он заявляет безучастно на подпольной партии в покер. Эта фраза идеально смотрелась бы в качестве эпитафии на могиле Делона в его поместье в Души.
Главный вопрос, впрочем: кому почти никогда не проигрывает Джефф? Вряд ли подлым каидам, нанявшим его, чтобы разобраться с конкурентами. Противник Джеффа — разумеется, время. Недаром он носит часы на правом запястье циферблатом вовнутрь. Трудно придумать более точную деталь, с такой полнотой ухватившую суть героя. Ведь тот континуум, в котором существует Джефф, принадлежит только ему и не имеет ничего общего с пошлым календарем, где в сутках 24 часа, а уикенд отмечен красным цветом. Не случайны тут и лапидарные титры, оглашающие название дня недели и время: суббота 6 вечера, воскресенье 5 утра. На даты и минуты Джефф смотрит свысока, ведь они нужны ему лишь для алиби, чтобы обмануть шпиков.
С годами одержимость временем Джеффа, читай его создателя Мельвиля (времени, точнее, упорным попыткам замедлить или совсем остановить его ход посвящены все три их совместных фильма) передастся и Делону. Он окажется заложником красоты, новым Дорианом Греем — почти все журналисты отмечали, что и в офисе Делона на бульваре Османн, и в личных покоях в Души повсюду висели его фотографии и пылились выпущенные в его честь альбомы. Хозяин с жестокой самоиронией обращался к гостям: «Видите этого человека? Мы же с ним одно лицо!» Иного, чем в «Самурае», Делона быть не могло, никто, кроме Джеффа Костелло, не имел права на существование. В отличие от Греты Гарбо, спрятавшейся от времени и переставшей сниматься, Делон продолжал активно работать еще 30 лет, совершал вылазки на враждебные — как идеологически, так и эстетически — территории. Воплотил в задуманной коммунистами Коста-Гаврасом и Джозефом Лоузи страшной фантасмагории «Месье Кляйн» образ циничного коллаборациониста, которого по ошибке принимают за гонимого, в итоге он решится разделить чужую ужасную долю. У Бертрана Блие в «Нашей истории» сыграл опустившегося человека, в чьих подернутых морщинами чертах не узнать ни Коре из «Красного круга», ни комиссара Кольмана из «Полицейского». А у Шлёндорфа в адаптации нетленки Пруста и вовсе примерил маску барона де Шарлю, аристократа, спасающегося от веяний прогресса в объятьях юных эфебов.
С Мельвилем, несмотря на вопиющее сходство во взглядах и привычках, они все же повздорят и разойдутся незадолго до того, как мэтр отправится слишком далеко в «Мельвильленд», как любил едко шутить про режиссера один из его неофициальных учеников Годар. В «На последнем дыхании» Мельвиль по просьбе Годара снялся в камео — писателя Парвулеско, роняющего еще одну эмблематичную для шестидесятых реплику: я хочу стать бессмертным, а затем умереть. Это желание сбылось, хотя, как и Делона, Мельвиля так и не полюбила и не приняла по-настоящему индустрия. Оба взобрались на киноолимп без малейшей поддержки коллег, окруженные напускным презрением, разновидностью обычной зависти. Этим двум самоучкам было достаточно остаться наедине с камерой на рю Женнер, где Мельвиль построил собственную студию, они понимали друг друга с полуслова. Увы, место их великих свершений погибло в огне, сегодня там скромная мемориальная табличка, прикрепленная к воротам многоквартирного дома. И даже могилу Мельвиля теперь не найти на военном кладбище Пантен под Парижем, он остался в памяти синефилов Самураем, не нуждающимся в суетливых почестях. Как и Делон, запретивший в своем завещании чествовать его уход траурными церемониями национального масштаба. История их кино лаконична, молчалива, еле различима за клубами сигаретного дыма, сливающимися с гризайлью Парижа, на узких улицах которого по-прежнему веет дух Джеффа Костелло, ставшего самой удачной реинкарнацией Мерсо из «Постороннего» Камю, романа, который Делон так хотел перенести на экран.
Странным образом этот нуар, задумывавшийся как ультимативное признание в любви жанру, родившемуся в столь обожаемой Мельвилем Америке, и по сей день лучший образец французского экзистенциализма в кино. Так и не решенный Камю вопрос — вопрос самоубийства — в «Самурае» получит исчерпывающий ответ. Суицид, а никак иначе истолковать гибель Джеффа Костелло невозможно, есть финальный акт в пьесе под названием «Воля к истине». Истина — в смерти. Окончательно разобраться с собой — значит себя уничтожить. Этим и займется Делон после «Самурая», Мельвилю дойти до самой сути поможет судьба, единственная сила, способная обыграть время в кости.