Проблемы вокруг рублевской «Троицы» вынесли на круглый стол
В московском Государственном институте искусствознания провели круглый стол «»Святая Троица» Андрея Рублева: проблемы консервации и экспонирования». В нем очно и по видеосвязи участвовали ведущие профильные специалисты, искусствоведы, реставраторы, представители центральных музеев. Рассказывает Сергей Ходнев.
Что касается административной стороны нынешнего положения дел с «Троицей», то тут в событиях круглого стола были две кульминации. Первая — начальное выступление Михаила Пиотровского (по видеосвязи). Директор Государственного Эрмитажа, правда, сначала попытался абсолютизировать проблему, заговорив об общемировых процессах, угрожающих традиционному музейному сообществу («ресакрализация, десекуляризация, в целом архаизация как тенденция в развитии общества»). Но потом, перейдя к «Троице», неожиданно выразил удивление тем, почему в этом случае не был соблюден «протокол», которого придерживались, когда передавали Александро-Невской лавре гробницу Александра Невского.
Видимо, основная часть этого «протокола» — тщательная подготовка договора о передаче: с ним в случае гробницы святого князя (если верить Михаилу Пиотровскому) действительно все обстояло так, что никто не терял лицо. И теперь Эрмитаж без спешки исследует всевозможные показатели Троицкого собора петербургской лавры, чтобы потом подготовить техзадание. А уж техзадание будет такое, как будто «мы просто наш экспонат экспонируем в лавре»: безопасность, температурно-влажностный режим — все это должно быть на музейном уровне, саму раку, скорее всего, закроют для сохранности «стеклянным куполом», и в договоре установлены права музея в случае чего изъять гробницу обратно и даже вывозить ее на выставки. Потому что, как подчеркнул директор Эрмитажа, «нет «требований музея» — есть требования, обеспечивающие сохранность памятника», и их, соответственно, должна придерживаться церковная сторона. Присутствующие об этом ничего не сказали, но в смысле подготовки договорных документов относительно «Троицы» все, видимо, действительно происходило менее гладко и логично.
Хотя бы частично это можно было понять из выступления Юлиана Халтурина, заведующего отделом комплексных исследований Третьяковской галереи. Он наконец рассказал, что сложно подготовленное текущее соглашение о передаче рублевской иконы в лавру трехстороннее — между Третьяковской галереей, Центром Грабаря (где икона находится сейчас) и Троице-Сергиевой лаврой. Причем, во-первых, за Третьяковкой остается обязанность раз в три месяца контролировать состояние иконы, а раз в год обследовать ее тщательно и всесторонне (оборудование и помещение для этого должна предоставить лавра). Во-вторых и в-главных, необходимым условием для перевоза иконы в лавру поставлено создание для нее климатической капсулы (тоже на монастырские средства, что занятно). Но для этого как минимум нужно подготовить техзадание, а его разработка теперь едва начата.
Естественно, говорили о текущей сохранности памятника. В этом смысле самым предметным вышло выступление реставратора Третьяковской галереи Дмитрия Суховеркова: с одной стороны, он отверг популярный миф о том, что от подлинной «Троицы» ничего не осталось, все-де сфабриковали реставраторы ХХ века. Степень сохранности авторской живописи, пусть «потертой»,— 80%, что для иконы с трудной судьбой немало. С другой стороны, на макрофотографиях методично продемонстрировал трещины, вспучивания, отслоения и утраты с такой наглядностью, что сомневаться в отчаянном состоянии «Троицы» не приходится. Одна проблема: это все данные еще до перевезения иконы в храм Христа Спасителя, детальное обследование ее после тамошнего пребывания еще не проведено. «Маячки» из папиросной бумаги, наклеенные на трещины между иконными досками с оборотной стороны, не разорвались, а провисли, то есть пока трещины не разошлись уж точно — но делать из этого далеко идущие выводы сложно, для них нужны месяцы постоянного наблюдения.
Что совершенно ясно уже сейчас (в частности, по докладу Екатерины Гладышевой из той же Третьяковки) — в Троицком соборе Троице-Сергиевой лавры икона вряд ли может находиться. Это крохотное помещение без должной охраны и без музейного климата, с ежедневным валом паломников и горящими свечами; иконы тамошнего иконостаса и помимо «Троицы» разумнее всего было бы вынуть, заменить точными списками и музеефицировать — иначе с них так и придется счищать копоть десятилетие за десятилетием, но это нельзя делать до бесконечности, они и без того, как выясняется, осыпаются. Как установить в этом маленьком драгоценном пространстве новехонькую капсулу с «Троицей», чтобы она, освещенная по музейным нормам, не выглядела там диковато и инородно,— непонятно. Но как, с другой стороны, соблюсти тогда условия уже подписанного договора, который предполагает именно Троицкий собор в качестве места пребывания иконы,— тоже остается непонятным.