Содержание:
Как Джорджа Оруэлла использовали в холодной войне
75 лет назад, 8 июня 1949 года, вышел один из главных политических романов XX века — антиутопия Джорджа Оруэлла «1984». Роман о мире, поделенном между тремя сверхдержавами, мгновенно стал одним из главных текстов холодной войны — войны, само название которой принадлежало Оруэллу (впервые это выражение было использовано им в эссе «Ты и атомная бомба»). Роман «1984» при своем отчетливом антисоветском пафосе содержал и недвусмысленную критику Запада, но это не помешало использовать его для антикоммунистической пропаганды — пропаганде всегда свойственно все упрощать. И это не единственный раз, когда текстом Оруэлла пришлось пренебречь ради политических целей. Ульяна Волохова рассказывает, как Джордж Оруэлл и его произведения становились оружием в холодной войне.
История первая, в которой Оруэлл отказался работать на пропаганду, но поделился со спецслужбами списком коммунистов
В январе 1949 года Джордж Оруэлл предпринял попытку замедлить стремительно прогрессирующий туберкулез и отправился в санаторий. В конце марта к нему приехала с визитом его знакомая Селия Кирван. Некогда одна из самых красивых дебютанток, представленных при дворе, Кирван успела побыть медсестрой по время войны, поработать в редакциях умных толстых журналов Horizon и Polemic, а теперь устроилась в МИД — в только что организованный департамент информационных исследований. Своим знакомством с Оруэллом она была обязана Артуру Кёстлеру, автору нашумевшего романа «Слепящая тьма», который приходился ей зятем, а Оруэллу — старым приятелем. Кёстлер познакомил их на Рождество 1945 года, втайне понадеявшись, что новые отношения помогут развеяться овдовевшему в марте того же года Оруэллу. Расчет оправдался: уже через несколько месяцев Оруэлл сделал Кирван предложение. Она его, впрочем, отклонила, но отношения их остались дружескими. В санаторий она приехала, чтобы рассказать Оруэллу о своей новой работе и на этот раз сделать предложение ему.
Под невзрачным названием «Департамент информационных исследований» в МИД была организована настоящая фабрика пропаганды — отдел, которому предстояло сыграть важную роль в набиравшей обороты холодной войне. С 1948 по 1977 год сотрудники департамента делали все, чтобы дискредитировать СССР и подорвать симпатии к коммунистическому движению по всему миру. Они распространяли фейковые новости и в красках рассказывали о событиях, которые никогда не случались: например, о том, как члены подпольной организации греков-киприотов, борющихся за независимость от Британии, насилуют школьниц. Они редактировали реальные документы: например, заменили «США» на «КНДР» на плакате Международного союза студентов против американской ядерной программы. И создавали новые: например, сочинили и распространили в Индонезии брошюру с призывами ликвидировать коммунистов и Коммунистическую партию в стране (эта операция в итоге способствовала приходу к власти в 1965 году хунты военных и спровоцировала массовые убийства коммунистов, жертвами которых стало как минимум 500 тыс. человек).
Помимо дезинформации в задачи департамента входила мобилизация публичных интеллектуалов для ведения информационной войны. И Селия Кирван, имевшая связи в интеллектуальных кругах, получила задание составить список европейцев, чьи взгляды и симпатии могли бы оказаться полезными. Оруэлл был перспективным кандидатом: в 1930-х он проникся левыми идеями, написал сначала книгу о жизни бедняков, а затем о рабочем классе, уехал в Испанию участвовать в Гражданской войне — но, наблюдая там за деятельностью сотрудников НКВД, бесповоротно разочаровался в Советах и стал убежденным троцкистом (что нашло отражение в повести «Скотный двор»). Из отчета Кирван следует, что Оруэлл выразил искреннее одобрение целей департамента, но писать статьи отказался, сославшись на слабое здоровье и правило не работать на заказ. От Оруэлла Кирван уехала с небольшим списком людей, которые могли бы работать на департамент, и рекомендациями о том, как вести пропаганду в Бирме, где он работал в молодости полицейским. А спустя неделю Оруэлл написал Кирван письмо, в котором назвал еще несколько подходящих для работы лиц, и предложил составить другой список — тех, кто точно не подходит для этой работы: «Я мог бы также, если это имеет хоть какую-то ценность, дать вам список журналистов и писателей, которые, по моему мнению, являются криптокоммунистами, попутчиками или склонны к этому и которым не следует доверять как пропагандистам».
Список этот Оруэлл составил задолго до визита Кирван. На протяжении нескольких лет он вносил в специальную записную книжку людей, казавшихся ему подозрительными. К тому моменту в книжке было 135 имен европейских и американских публичных деятелей, 10 из них Оруэлл вычеркнул — подозреваемые либо умерли, либо проявили себя как антикоммунисты. Имена сопровождались краткими комментариями, которые позволяют сделать вывод, что основанием для подозрений Оруэлл считал не только реальные связи с СССР («Джозеф Дэвис — бывший посол в СССР, очень глуп»), но и еврейское происхождение или гомосексуальность. Более того, некоторые фигуранты списка были, как кажется, попросту Оруэллу несимпатичны («Дуглас Голдринг — писатель, разочарованный карьерист; Джон Стейнбек — писатель («Гроздья гнева»), псевдонаивный»). Оруэлл выбрал 38 британцев и проживавших на территории Великобритании людей (в том числе Чарли Чаплина, Исаака Дойчера и Майкла Редгрейва) и передал их список Кирван в ее следующий визит.
Насколько эта информация оказалась полезной департаменту информационных исследований, неизвестно, но спустя неделю Кирван отправила Оруэллу в качестве благодарности бутылку бренди. Прямых доказательств, что список был передан в MI5 или MI6 и оказал какое-то влияние на жизни перечисленных в нем людей, нет, но некоторые исследователи считают, что отказ Чарли Чаплину во въезде в США в 1952 году мог быть результатом обмена информацией между британскими и американскими спецслужбами: никаких доказательств симпатий актера к коммунизму не было и основанием для отказа вполне могло стать фигурирование в списке Оруэлла. В 2003 году Селия Кирван, дожившая до обнародования информации о списке и скандала, который эта информация вызвала, так прокомментировала эту историю: «Джордж был совершенно прав, сделав это. Все думают, будто этих людей собирались расстрелять на рассвете. Но единственное, что с ними случилось,— их не попросили писать для департамента информационных исследований». Как бы там ни было, Оруэлл помог Британии рекрутировать пропагандистов для ведения холодной войны и его личное участие в ее боях на этом завершилось — победить туберкулез не удалось, и 21 января 1950 года Оруэлл умер. Его произведения, однако, оказались идеальным оружием пропаганды.
История вторая, в которой издатели не хотят публиковать «Скотный двор», а спецслужбы печатают тираж за тиражом
В списке, который Оруэлл передал департаменту информационных исследований, среди прочих значилось имя журналиста Питера Смоллетта. Комментарий к нему был такой: «К. Пирс говорит, что он просто карьерист, однако производит впечатление какого-то русского агента, крайне склизкий человек». В этом случае чутье Оруэлла не подвело. Питер Смоллетт действительно был агентом советской разведки (известно об этом стало в 1980-е, уже после его смерти). Во время войны он стал главой русского отдела Министерства информации Великобритании и на этой должности не только передавал разведывательные данные, но и по мере сил препятствовал публичному распространению компрометирующих СССР сведений. В 1944 году на этом поприще он столкнулся с Оруэллом, вернее, с его повестью «Скотный двор».
Повесть о том, как на одной отдельно взятой ферме сначала происходит революция, а затем устанавливается тоталитарный режим, Оруэлл закончил в феврале 1944 года и уже весной отправил рукопись в несколько издательств. Международная обстановка, однако, публикации книги, в которой без труда считывалась сатира на советскую историю, не способствовала: СССР был военным союзником и общее дело противостояния Германии было важнее политических разногласий. Оруэллу стали приходить отказы. Его постоянный издатель Виктор Голланц, социалист, разочаровавшийся в СССР после пакта Молотова—Риббентропа, написал ему, что согласен с каждым словом, но «публиковать такое варварское нападение на Россию, когда мы бок о бок с ней боремся за выживание, не оправдано». Поэт Томас Элиот, директор Faber & Faber, тоже ответил, что повесть хоть и великолепна, но очень несвоевременна, поскольку слишком уж в неприглядном свете изображает большевиков: «Ваши свиньи умнее остальных животных и, следовательно, лучше готовы управлять фермой — без них вообще никакого Скотного двора и быть бы не могло, нужно лишь больше свиней, желающих работать на благо общества».
Предварительное согласие на публикацию дал издатель Джонатан Кейп, но предпочел заручиться согласием Министерства информации. Оттуда, однако, пришел отказ: Кейп не называл имени «влиятельного чиновника», но все указывает на то, что этим чиновником был Питер Смоллетт. «Если бы эта басня касалась диктаторов и диктатур вообще,— пересказывал Кейп ответ из министерства,— тогда опубликовать ее было бы вполне уместно, но она подробно описывает события в России и двух ее диктаторов. Возможно, басня была бы менее обидной, если бы правящей кастой в ней были не свиньи. Такой выбор, я думаю, оскорбит многих русских, которые, как известно, очень обидчивы».
«Скотный двор» в конце концов опубликовало издательство Secker & Warburg, однако и там выход затягивали как могли — жена Варбурга угрожала ему разводом, если книга выйдет до завершения войны в Европе. Первый тираж появился в магазинах только 17 августа 1945 года. Вторая мировая подходила к концу, но мир был на пороге нового глобального противостояния, и в нем «Скотный двор» оказался очень кстати: к 1950 году в Великобритании и США совокупный тираж составил более 600 тыс. экземпляров. Однако успех «Скотного двора» у читателей едва ли может сравниться с успехом, который повесть получила у спецслужб.
Через несколько дней после того, как Селия Кирван навестила писателя в санатории, началась переписка между сотрудниками посольства Великобритании в Каире и директором Центра информационных исследований Ральфом Мюрреем о переводе «Скотного двора» на арабский. Поражение в арабо-израильской войне, зависимость египетской монархии от Великобритании, присутствие в стране британского военного контингента — из-за всего этого в египетском обществе росло недовольство властью, и Британия боялась, что СССР сможет воспользоваться кризисом для установления своего влияния в стране. Перевод антикоммунистической повести, отрицательные герои в которой были изображены в виде свиней и собак, считающихся в исламской культуре нечистыми животными, представлялся прекрасной возможностью повлиять на симпатии к Советскому Союзу в Египте, к тому же потом этот перевод можно было бы распространять и в других странах Ближнего Востока. Так началась история переводов «Скотного двора» на разные языки по прямому заказу или при участии департамента информационных исследований.
За период с 1949 по 1955 год повесть была переведена на китайский, датский, голландский, французский, немецкий, финский, иврит, итальянский, японский, фарси, телугу, индонезийский, латышский, норвежский, польский, португальский, испанский и шведский языки. На всех этих языках департамент добивался публикации повести — где-то прямо финансируя тираж, где-то продавая права местным издательствам. Помимо переводов «Скотного двора» департамент заказал по нему комикс. Его нарисовали художники Дон Фриман и Норман Петти. Комикс состоял из 78 сценок, которых должно было хватить на 13 недель публикаций в ежедневных газетах. Отправляя комикс в очередную страну для публикации, сотрудники департамента давали рекомендации по доработке рисунков (например, заменить деревья на пальмы, а шляпы на фески или тюрбаны). Так историю о том, к чему на самом деле приводят пролетарские революции и разговоры о коммунизме, узнали на всех континентах.
Методы департамента информационных исследований были всем хороши, кроме одного — они были абсолютно легальны. Департамент помогал осуществить публикацию повести там, где кто-то готов был ее опубликовать. Разумеется, все это не работало в странах, где действовала цензура, то есть за железным занавесом. Чтобы «Скотный двор» смог проникнуть и туда, понадобились американские спецслужбы и специальная операция Aedinosaur.
В отличие от британских коллег, ЦРУ не боялось действовать нелегально и переправлять книжки контрабандой. Первое время сотрудники управления искали туристов или командированных из СССР, Польши, Венгрии или Чехословакии и убеждали их перевести через границу несколько книжек. Но эта тактика была не слишком продуктивной: в год удавалось переправить 10–12 книг, и в 1952 году появился план, как увеличить поставки.
Созданное ЦРУ издательство Free Europe Press выпустило специальное компактное 48-страничное издание «Скотного двора» на очень тонкой бумаге. Эти книги связывались в стопки по 30 штук, привязывались к большим воздушным шарам и в ясную погоду и при попутном ветре запускались с трех приграничных аэродромов в Западной Германии в Польшу, Венгрию и Чехословакию. Иногда пограничники с восточной стороны сбивали их, но тратить снаряды на борьбу с книгами было не очень практично, и большая часть книг все-таки попадала за железный занавес.
История третья, в которой ЦРУ организует съемки «Скотного двора» и переписывает финал
Помимо распространения «Скотного двора» в печатном виде американские спецслужбы решили прибегнуть и к более массовому искусству — кинематографу.
Перенести «Скотный двор» на большой экран мечтали и сотрудники департамента информационных исследований, но их возможности были гораздо скромнее: там обсуждали планы создания диафильма. Впрочем, экранизировать повесть они бы в любом случае не смогли: в марте 1951 года права на экранизацию у вдовы Оруэлла (он снова женился за несколько месяцев до смерти) приобрело ЦРУ. Помог в этом Карлтон Олсоп — кинопродюсер и тайный сотрудник мастерской психологической войны.
Мастерская психологической войны была одной из многочисленных структур в составе ЦРУ, занятых антикоммунистической пропагандой. Созданная при управлении специальных проектов ЦРУ в 1949 году, она представляла собой весьма свободную в методах организацию, состоявшую преимущественно из выпускников Принстона, занимавшихся поиском и разработкой нестандартных подходов к пропаганде. Кинематограф играл тут не последнюю роль, а потому у мастерской были налаженные связи с Голливудом. Чаще всего их использовали, чтобы сопротивляться советской пропаганде, рассказывавшей о расовой дискриминации в США. Тот же Карлтон Олсоп в начале 1950-х смог договориться с несколькими кастинг-директорами и продюсерами, чтобы они включали в свои фильмы «хорошо одетых негров»: они должны были не быть «слишком заметными», но при этом демонстрировать расовое разнообразие американского общества. Методы мастерской считались эффективными, а ее деятельность в целом перспективной, поэтому с финансированием проблем не возникало. Когда сотрудники мастерской предложили экранизировать «Скотный двор», им без проблем выделили деньги. У американского правительства было только одно условие: мультфильм не должен был ассоциироваться с США. В планах было показывать «Скотный двор» не только в странах третьего мира, но и среди рабочих, фермеров и студентов в Европе, а значит, он не должен был выглядеть как агитка одной из сторон холодной войны. Отчасти поэтому (а также потому, что в Голливуде вовсю шла охота за коммунистами) было принято решение снимать мультфильм в Великобритании.
Официально права на экранизацию приобрела продюсерская компания Louis de Rochement Associates, принадлежавшая яростному антикоммунисту Луису де Рошмону. Он с энтузиазмом взялся за подготовку к съемкам и нашел в Лондоне студию, которой руководил режиссерский тандем супругов Джона Халаса и Джой Батчелор. Стиль их рисовки слегка напоминал диснеевский, покоривший уже весь мир, но при этом не был подражанием ему и не вызывал ассоциаций с американской анимацией. Халас и Батчелор делали агитационные фильмы еще со времен Второй мировой войны, а уже после нее сняли для администрации экономического сотрудничества мультфильм «Сапожник и шляпник» о пользе свободного рынка, призванный популяризировать план Маршалла.
Халас и Батчелор с интересом взялись за дело и согласились учитывать особые пожелания ЦРУ. Так, с самого начала им было передано, как необходимо расставить акценты: «должно быть ясно, что Наполеон — это Сталин, а Снежок — Троцкий», однако не стоит «слишком буквально передавать все извилистые повороты в противостоянии Троцкого и Сталина», а также «было бы хорошо, если бы Наполеон приказал убить своим псам Снежка». В процессе работы из мастерской поступили новые пожелания: например, чтобы хряк Старый Майор (Ленин) умер сразу после своей зажигательной речи о праве животных на свободу, а не спустя несколько дней и чтобы Наполеон во время битвы с людьми трусливо отсиживался в безопасном месте, а не сражался, как у Оруэлла, бок о бок с другим животными. И главное — чтобы Снежок не выглядел слишком обаятельным, а был показан «фанатичным интеллектуалом, чьи планы привели бы к такой же катастрофе для революции, какой в итоге стал Наполеон». Сопротивление супругов вызвало только желание ЦРУ переписать финал. Халас и Батчелор хотели оставить оригинальную концовку: свиньи (коммунисты) и люди (капиталисты) заключают взаимовыгодное сотрудничество и вместе эксплуатируют остальных животных (рабочий класс), так что в конце концов животные уже не могут различить свиней и людей. ЦРУ, разумеется, такой финал не устраивал, в их версии животные во главе с ослом Бенджамином (интеллигенция) должны были устроить переворот и убить свинью-тирана Наполеона и его приспешников (какая политическая и социальная система устанавливалась на ферме после этого, не уточнялось). Халас и Батчелор в конце концов уступили, но зрители, кажется, подмены не заметили.
Премьера мультфильма прошла 29 декабря 1954 года в Нью-Йорке, затем 7 января 1955-го в Лондоне. Критики назвали его «новой вехой в британской мультипликации». Сделан мультфильм был действительно очень технологично, выделенные ЦРУ £120 тыс. позволили не экономить на художниках и прорисовках (было создано 250 тыс. рисунков и более тысячи задников). Газеты и журналы наперебой хвалили результат: New York Daily News называли мультфильм «блестящей сатирой на безумства Кремля», а Daily Mail — «руководством для детей о том, как не поддаться коммунистического обману». Но и в Англии, и в США прокат был недолгим и не очень успешным. Впрочем, и снимался фильм не для англичан и американцев, поэтому сразу после премьеры ЦРУ занялось переводом мультфильма на другие языки и бесплатным распространением по всему миру.
История четвертая, в которой «1984» становится супероружием холодной войны и американцы снова переписывают Оруэлла
Роман «1984» о жизни в тоталитарной Океании вышел в июне 1949 года и сразу стал бестселлером. В США и Великобритании за первый год было продано 400 тыс. экземпляров. Разного рода адаптации популярной книги не заставили себя ждать. Первая постановка была показана в эфире американской телевещательной компании CBS в сентябре 1953 года: в центре здесь были отношения Уинстона Смита и Джулии, а мрачные реалии Океании служили лишь декорациями для романтической истории. Неудивительно, что эта экранизация осталась практически незамеченной, зато первая британская адаптация вызвала настоящий фурор.
В Великобритании «1984» тоже поставили для телевидения — по заказу BBC. Сценаристом был Найджел Нил, а режиссером Рудольф Картье. Этот творческий союз уже успел прославиться мрачным сериалом «Эксперимент Куотермасса» об инопланетянине, вселившемся в тело первого космонавта, поработившем его разум и попытавшемся захватить Землю. Сериал стал хитом летнего сезона 1953 года, а через четверть века вдохновил Ридли Скотта на создание «Чужого». Разрабатывая сценарий по роману «1984», где контроль над разумом людей захватывает государство, Найджел Нил довольно точно следовал тексту Оруэлла, адаптируя его под возможности телесъемочного процесса. От себя он добавил лишь сцену о работе Порносека (подразделения художественного отдела, выпускавшего порнографию для пролетариата), где зачитывался фрагмент написанного машиной эротического рассказа, а также сделал более прозрачным политический подтекст: усатый лидер Океании Большой Брат визуально напоминал Сталина, а остролицый с маленькой бородкой оппозиционер Голдстейн — Троцкого.
Спектакль был сыгран в прямом эфире 12 декабря 1954 года и произвел скандал. Зрители были шокированы и угнетающей атмосферой тоталитарного мира «1984», и обсуждением вопросов половой любви, но больше всего — сценой пытки Уинстона Смита крысами в комнате 101. Кадры, в которых живые крысы по прозрачному лабиринту пробирались к обездвиженному герою, действительно выглядели ужасающе, к тому же газеты вслед за Daily Express растиражировали новость о 42-летней женщине, умершей от сердечного приступа прямо возле телевизора. Обсуждение фильма добралось до парламента: одни депутаты предлагали ограничить телеканалы в «потворстве садистским вкусам», другие, напротив, хвалили смелую попытку BBC «донести до британского народа душераздирающие последствия отказа от свободы». 16 декабря трансляцию «1984» повторили, и это был абсолютный успех: ее посмотрели 7 млн зрителей. Больше людей у экранов собирала только прошедшая 2 июня 1953 года коронация Елизаветы II. Кстати, самой королеве и ее мужу принцу Филиппу, по слухам, экранизация «1984» очень понравилась. Впечатлил фильм и знаменитого специалиста по СССР, биографа Сталина и Троцкого Исаака Дойчера. Он откликнулся на него в эссе «Мистицизм жестокости», в котором с негодованием констатировал, что роман Оруэлла стал «своего рода идеологическим оружием в холодной войне», пугалкой, заставившей «миллионы людей смотреть на конфликт между Востоком и Западом в черно-белых тонах» и сделавшей из СССР «монструозного козла отпущения за все беды, от которых страдает человечество». Едва ли Дойчер догадывался о том, как был прав: в ЦРУ и Госдепартаменте на «1984» тоже смотрели как на перспективное оружие и уже начали готовить съемки полнометражного фильма для большого экрана.
Задание снять «самый разрушительный антикоммунистический фильм всех времен» получил продюсер Питер Ратвон, консультировал его сценарист радиостанции «Голос Америки» и исполнительный директор американского комитета за свободу культуры Сол Стайн. Они решили, что фильм должен быть максимально правдоподобным, лишенным каких-либо карикатурных элементов и выглядеть как документальная драма. В частности, поэтому вместо ленты через плечо Молодежного антиполового союза, похожую на ленту выпускников, Джулия и ее соратники стали носить повязку на плече — с такими повязками со свастикой изображали в кино нацистов. Но главное, нужно было снова что-то делать с финалом. Оруэлловский конец оставлял в полном отчаянии — Уинстон лишался своей личности и подчинялся тоталитарной идеологии Океании, Большой Брат побеждал. Стайн хотел оставить зрителю надежду на то, что «тоталитаризм не может изменить человеческую природу и что любовь может уцелеть и после посягательств Большого Брата». Финалов в итоге сняли два.
В вышедшем 6 марта 1956 года в Великобритании фильме Уинстон и Джулия в финале совершали самоубийственный демарш: начинали на улице скандировать «Долой Большого Брата!» и их расстреливал полицейский. В США полгода спустя выпустили версию, в которой Уинстон в финале сливался с толпой и радостно скандировал «Да здравствует Большой Брат!», после чего закадровый голос сообщал: «Это история о будущем. Она может стать историей наших детей, если мы не сохраним наследие свободы».
История пятая, в которой Оруэлл не подходит для коммунистической пропаганды, но все равно оказывается ей полезен
В СССР первые попытки представить Оруэлла читателям были предприняты еще в 1930-х: редактор журнала «Интернациональная литература» Сергей Динамов писал в 1937 году Оруэллу с просьбой прислать экземпляр книги «Дорога на Уиган-Пирс» о шахтерах и безработице на севере Англии. Оруэлл к этому моменту чудом сумел сбежать из Испании, куда поехал сражаться на стороне республиканцев и где был объявлен в розыск, когда тамошние коммунисты при поддержке СССР объявили вне закона троцкистскую партию POUM, к которой он принадлежал. Экземпляр книги он отправил, но сопроводил его письмом, в котором сообщил, что после всего, что он увидел в Испании, он решительно предпочитает POUM Коммунистической партии. Письмо Оруэлла было передано в НКВД, его сотрудничество с «Интернациональной литературой» на этом закончилось, Сергея Динамова спустя год арестовали, а впоследствии расстреляли.
На протяжении следующих 10 лет имя Оруэлла упоминалось только во внутренних справках и рецензиях, предназначенных для партработников. В советской прессе его имя впервые появилось лишь в 1947 году. В статье «Растленная литература» в «Литературной газете» переводчица Нора Галь упоминала оруэлловский сборник эссе «Диккенс, Дали и другие». Хотя ничего комплиментарного в адрес Оруэлла сказано не было («теоретик очень путаный и скользкий, любитель всяческих софизмов и парадоксов»), само появление его имени было сочтено серьезной политической ошибкой. Следующего упоминания пришлось ждать три года. 12 мая 1950 года в «Правде» была опубликована статья «Враги человечества», в которой литературовед Иван Анисимов осуждал Олдоса Хаксли, высмеявшего пролетарское государство в романе «Обезьяна и сущность», и Джорджа Оруэлла, изобразившего в романе «1984» мир, в котором «капитализм перестает существовать, но лишь для того, чтобы открыть путь бесконечным войнам и деградации человечества».
В течение долгого времени Оруэлл если и возникал в советской печати, то исключительно как клеветник и империалист, пока в 1974 году не вышла книга литературоведа Юлия Кагарлицкого «Что такое фантастика?». Ссылаясь на английских критиков, Кагарлицкий впервые написал о «1984» как об «антикапиталистическом» и «антифашистском» романе. Источником вдохновения, утверждал он, послужила для Оруэлла деятельность английских колониальных властей в Бирме и Германия времен национал-социализма, а в социализме его смущала лишь угроза личной свободе, и именно эти опасения «немедленно были использованы антикоммунистической пропагандой», в результате чего книга «сразу оказалась на переднем крае холодной войны».
Еще одна попытка представить «1984» как антикапиталистический роман была предпринята спустя 10 лет. Наступление календарного 1984-го вернуло интерес к роману Оруэлла по всему миру, не стал исключением и СССР. В газете «Известия», например, была опубликована статья «1984 и «1984»»: бывший корреспондент газеты в США Мэлор Стуруа, хоть и признавал антикоммунистическую направленность романа, но замечал, что «история сыграла злую шутку и с автором романа, и с его апологетами. Каждый год от 1949-го до 1984-го все явственнее, все убедительнее показывал, что Оруэлл, сам того не желая, нарисовал не карикатуру на социализм и коммунизм, а вполне реалистическую картину современного капитализма-империализма». Всего пару лет как вернувшийся из-за границы Стуруа, возможно, не осознавал, что в СССР все разговоры об Оруэлле все это время велись вслепую: первый перевод романа «1984» был издан только в 1989 году.