В МХТ вышла премьера «Кабалы святош» с Константином Хабенским
МХТ им. Чехова открыл сезон громкой премьерой — «Кабалой святош» Булгакова в постановке Юрия Квятковского. Но зрительский ажиотаж и космические цены на билеты спектаклю обеспечили в первую очередь исполнители главных ролей — Константин Хабенский в роли Мольера и Николай Цискаридзе, дебютирующий на драматической сцене в роли короля Людовика. О том, как в булгаковской пьесе преломилась сегодняшняя реальность, рассказывает Марина Шимадина.
Режиссер Юрий Квятковский вместе с драматургом Михаилом Дегтяревым создали на основе пьесы собственную сценическую версию, дополнив ее разнообразными текстами от Декарта до святого Августина, а также историческими параллелями. В анонсе обещан «временной фрактал» между эпохой Мольера, советским временем и нашими днями. Действительно, под видом одного из персонажей пьесы, летописца Регистра, в постановку введено лицо от автора (Илья Козырев), в котором угадывается Булгаков. Параллельно действию он строчит что-то в блокноте, видимо сочиняя на ходу пьесу, а потом вступает в схватку с суфлером, требующим заменить в тексте «бессудную тиранию» на «королевскую тиранию» (такие правки писателю пришлось внести по требованию цензуры). Но все же атмосферы 1930-х годов тут почти нет, а из современных реалий есть только пиджак Константина Хабенского, в котором он появляется ближе к финалу.
В постановке 1936 года художник Петр Вильямс пытался передать «атмосферу тяжелой пышной мощности эпохи» с помощью сверкающего золота и парчи. Николай Симонов пошел по тому же пути барочной избыточности: алые бархатные занавесы с инициалами КС наверху (то ли «Кабала святош», то ли Константин Станиславский, то ли «король-солнце»), позолоченные пупсы, огромные истуканы, пыточные машины… Костюмы дизайнера Игоря Чапурина — словно с модного дефиле, а уж наряды короля Людовика с огромной шляпой, которую придерживают придворные,— настоящий «тяжелый люкс». В общем, все дорого-богато, чтобы не стыдно было показывать за 35 тыс. руб., до которых доходит официальная стоимость билета в партере. За эту цену публике предлагают целый парад аттракционов — то придворный балет с фейерверками, то эффектное обрушение софитов в финале.
«Кабала святош» и судьба Московского художественного театра
Читать далее
Юрий Квятковский всегда тяготел к зрелищному театру, хотя раньше ставил в основном на камерных площадках — в «Практике», Центре имени Мейерхольда (впрочем, успел поработать и в Росгорцирке). В числе самых известных его проектов — хип-хоп-опера «Копы в огне», «Занос» по Сорокину, иммерсивный «Норманск» по братьям Стругацким, «Сван» и «Зарница» по текстам Андрея Родионова и Екатерины Троепольской. Но на большой сцене МХТ он развернулся вовсю и сделал ставку на шоу.
Режиссер, помимо прочего, вывел на сцену Мольера и Людовика в детстве (с огромными головами младенцев), а также их родителей — придворного обойщика Поклена (Алексей Агапов) и Анну Австрийскую (Павел Ващилин), которую выкатывают на колесиках словно памятник. Но все эти новые вставки и желание затронуть множество тем сразу скорее сбивают с толку. Автор сценической версии Михаил Дегтярев специализируется на современных формах — иммерсивных операх, перформансах, документальном театре, и его приемы литературного монтажа плохо подходят для постановки, созданной в общем и целом по принципам драматического театра. Так что она распадается на ряд разножанровых и плохо связанных друг с другом сцен.
Авторы спектакля не скупятся на «актуалочки»: он пересыпан фразами вроде «сделаем Францию снова великой», «культуру нужно держать в узде, а лучше на цепи», «читал и осуждаю», «я крепкий хозяйственник» и так далее.
И при этом очень боятся пафоса: стоит проявиться настоящему драматизму, как его тут же снимают попсовой музыкой, да еще репликой «фу, какие сладкие сопли». Так что у зрителя нет шансов проникнуться сочувствием хоть к кому-то из героев.
Не складывается и актерский ансамбль — каждый играет как может. Отлично придумана сцена появления помощника фокусника Захарии Муаррона: он вылезает из недр клавесина, словно ожившая мумия, разрывая на себе струны, и сыплет цитатами из классики, которых наслушался, прячась внутри инструмента. Но тут замечательный артист Сергей Волков, демонстрируя невероятную пластичность и способность к мгновенным сменам маски, повторяет приемы, найденные в спектакле Елизаветы Бондарь «Голод» в том же МХТ. А дальше играет уже в совершенно другом ключе. Александра Ребенок в роли бывшей любовницы Мольера Мадлены Бежар не очень справляется с драмой покинутой женщины, но уверенно «выдает Богомолова» в сцене собственных похорон, иронично обставленных как бенефис. Иван Волков, перешедший в МХТ из Александринки, в свою очередь, показывает серьезную драматическую школу, играя архиепископа Шаррона. Ну а Николаю Цискаридзе в роли блистательного Людовика и играть ничего не нужно: томные интонации, величественно-небрежные манеры и привычка снисходительно смотреть на людей сверху вниз даются звезде балета, бывшему премьеру Большого, лауреату двух Государственных премий и ректору Вагановской академии без видимого труда.
Главный вопрос постановки — кого в ней играет Константин Хабенский.
Его Мольер не выглядит большим художником, не обладает личностным объемом, каким был, скажем, Мольер Юрия Любимова в телеспектакле Анатолия Эфроса. Это загнанный жизнью, уставший и потрепанный комедиант в нелепом парике, который всячески выслуживается перед высочайшей властью, льстит и угождает. Помимо булгаковской сцены с одой во имя короля, за которую Мольер тут получает не просто мешочек луидоров, а целый театр Пале-Рояль, режиссер вводит сцену репетиции поклонов — герой Хабенского учит артистов стелиться перед монархом и вельможами как можно ниже, «быть пылью», «пресмыкаться в хорошем смысле слова». И это раболепство он объясняет и оправдывает, конечно же, заботой о театре. В финале все по очереди произносят покаянные речи не только от имени персонажей, но и от себя лично: жанр, распространенный и в эпоху Булгакова (хотя сам писатель отказался каяться за «Мольера»), и в наше время, когда велик риск «войти не в ту дверь».