В Помпеях нашли уникальный фресковый ансамбль
Дирекция археологического парка Помпей сообщила о большой и важной находке — в одном из новораскопанных домов обнаружен крупный фресковый ансамбль I века до н. э. с вакхическими сценами. О том, насколько открытие способно изменить наши представления о Помпеях, рассуждает Сергей Ходнев.
Как бы сенсационно ни звучали заголовки, на самом-то деле находка не на этой и даже не на прошлой неделе случилась. Раскопки в так называемом Девятом районе Помпей ведутся уже несколько лет, а прессе об их результатах по-настоящему подробно рассказывают обычно не с пылу с жару, а тогда, когда очередное помещение уже идеально расчищено, прошло положенные реставрационные и консервационные вмешательства и готово к парадной фотосъемке. Или к селфи: в новооткрытый зал с фресками уже запускают туристов.
Впрочем, тем сильнее впечатление. Просторный прямоугольный зал с колоннадой по периметру переливается оттенками красного: на колоннах темная охра, на стенах — вся палитра от светящегося алого до глухого сурика. Да, колонны не белоснежные, как мы чаще всего их воображаем, а ярко крашенные. На фресках изображены как бы статуи (это видно по пьедесталам) — но они тоже не беломраморные, а полихромные, именно такими они в античном Риме и были. Сатиры и вакханки пляшут, играют на музыкальных инструментах, заходятся в ритуальном экстазе, но все это с изысканной и хрупкой грацией. А над каждой «скульптурой», поверх нарисованного карниза,— еще одна обманка: натюрморт с грудой рыбы, или моллюсков в раковинах, или дичи, или домашней птицы. Как и у фламандцев XVII века, все это — снедь, только пока еще не доставшаяся безжалостному повару и пока еще пленяющая глаз тонко выписанными красивостями перьев, чешуи, шерстинок и раковин. В чистейшем виде «второй стиль» древнеримской живописи, искусно эксплуатировавший иллюзию глубины и объема,— все как у Витрувия, современника, кстати говоря, этих самых фресок.
Габриэль Цухтригель, директор археологического парка Помпей, развил по поводу фресок теорию не менее красочную, чем они сами,— тут и переклички с фресками помпейской же «Виллы мистерий», и жуткая хтонь первоначальных вакхических культов, и мнимые отсылки к «Вакханкам» Еврипида, и роль женщины в дионисийских таинствах. Наверное, все гораздо проще. Перед нами пиршественная зала богатого дома, украшенная ровно тем, что полагалось на вкус состоятельного заказчика того времени, ни больше ни меньше: вот еда, вот изысканная символика винопития, а вот банкетный «саундтрек» — какое же застолье без флейтистов и танцовщиц.
Но здесь интересна датировка этих пиршеств. Понятно, что до извержения 79 года н. э. фрески, зал и сам дом дожили в полной сохранности. Однако археологи датируют росписи временем гораздо более ранним — 40–30-ми годами I века до н. э. Везувий-то в это время молчал, а вот история человеческая, не вулканологическая, была куда как бурной. Судите сами: в 44 году до н. э. убит Юлий Цезарь, дальше начинаются гражданские войны, Брут кончает с собой при Филиппах, Клеопатра соблазняет Марка Антония, соперников постепенно одолевает Октавиан — и так до 30 года, когда он становится владыкой и Египта, и Рима, и всего Средиземноморья. Республика окончательно издыхает, начинается империя, а богатые помпеянцы заказывают фрески с вакханками и яствами. Тут уж не по Витрувию, а по Чехову: люди обедают, только обедают, а в это время разбиваются их жизни.