Белорусский бас Андрей Валентий — о премьере «Трех сестер»
Андрей Валентий, исполнивший партию Кулыгина в премьере оперы «Три сестры» в Зальцбурге и, как и режиссер постановки Евгений Титов, дебютировавший на этом фестивале, рассказал Владимиру Дудину о завораживающей красоте современной оперы и о том, как трудно изображать смех, когда смеяться решительно не над чем.
— Я был единственным солистом, кого кастинг миновал. Режиссер Евгений Титов пригласил меня в этот проект года полтора назад, зная по работе в «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича в Висбадене, где я исполнял партию Бориса Тимофеевича. А менеджменту Зальцбургского фестиваля я был знаком по кастингу на оперу «Борис Годунов», музыкальным руководителем которой должен был стать Марис Янсонс. После его ухода из жизни проект, к сожалению, приостановили.
— До «Трех сестер» сложными для меня были партитуры «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича и «Войны и мира» Прокофьева, а также «Детей Розенталя» Десятникова в Большом театре, где я исполнял Мусоргского в пару с Валерием Гильмановым. Я долго тянул с разучиванием: сначала не было контракта, потом не знал, дадут ли визу. И вот я получил визу и заглянул в ноты. И тут понял, что все очень сложно: каждый такт — новый размер! Я до последнего носил с собой камертон, чтобы можно было настроиться каждый раз, когда мой герой вступает, произносит первую фразу. Коллеги из Екатеринбурга, где премьера «Трех сестер» состоялась под управлением самого композитора, меня подбодрили, рассказав, что поначалу у них было полное отторжение и месяц они ходили подавленные, но потом «подсели» на эту музыку. Сейчас эта опера там то ли идет редко, то ли ее вообще сняли с репертуара. Ребята с Урала спрашивают, сбылись ли их предсказания по поводу отторжения/притяжения, и я отвечаю, что все случилось так, как они и говорили.
— Я был поражен, насколько эта опера выходит за рамки оперы как таковой и воспринимается как чистая драма по форме! Каждый раз, когда я на сцене произношу свою последнюю фразу, комок подкатывает и глаза на мокром месте. Я видел, как на прогонах, где присутствовал весь технический персонал фестиваля, ассистенты приносили салфетки — промокать слезы. Таково устройство этого спектакля, поставленного Евгением Титовым мастерски, скрупулезно, с выверенной мимикой и жестами. И особые чувства переполняли меня, когда ко мне подходили за советом, спрашивая, правильно ли произносятся те или иные русские слова.
— С некоторыми певцами — основательно. Был, например, корейский тенор Сейюн Ким, упорно певший «спасибо за всио, за всио». Я много раз повторил, как надо произносить,— безрезультатно! Тогда я вспомнил слово «сёгун», сказал ему, и Сейюн Ким в конце концов выучил, как правильно. Был и прямо противоположный пример — шведский тенор Кристофер Лундин, исполнявший Федотика на идеальном русском. Он рассказал мне, что музыку полюбил, услышав песнопение в православном храме, и даже принял православие.
— Насколько я знаю, в Венской опере тоже пели женщины, в том числе Аида Гарифуллина. Но в оригинале партии сестер написаны именно для контратеноров. В Зальцбурге это исполнители нереальной красоты с инопланетными голосами. Много сегодня работы у контратеноров, они стали востребованными не только в барочных операх. Этвёш увидел эту пьесу в стиле театра кабуки, где даже Анфиса поет басом. Для женской версии композитор дал специальное разрешение.
Вы, возможно, знаете историю написания оперы? Она посвящена Петером сыну, трагически ушедшему из жизни. Во время обучения в Сорбонне тот неожиданно посоветовал отцу написать оперу по пьесе «Три сестры» Чехова. Этвёш позднее говорил, что в этой опере все со всеми прощаются, а сам он в ней прощается с сыном.
— Опера заканчивается пессимистически, как и пьеса, но с помощью образа Кулыгина Титов словно добавляет яркое пятно, которое всех должно веселить. В партитуре в его партии везде стоит ремарка «смеется» — он всегда смеется. Каково это — смеяться, когда вокруг непрекращающийся пожар, все прощаются друг с другом, да и ему самому невесело, ведь он видит, что его жена любит не его, а Вершинина? Мне сложно было принять, что я должен быть таким. Но смеялся я целыми днями по шесть часов, раз того требовало либретто. Я не ожидал, что вызову такой отклик. Пения, как я уже сказал, в моей партии немного, но партнеры по сцене запоминали мои немногочисленные фразы, повторяли-распевали, подзадоривая меня. Там есть, например, фраза «Ми-и-илая моя Ма-а-аша-а, дорогая моя Ма-а-аша-а» или еще лучше — фраза «На-зю-зю-зю-кал-ся. Молодец!».
— Это веселый, общительный, энергичный режиссер, с которым не возникло ни одной конфликтной ситуации, даже когда что-то не получалось. Представьте себе, на репетициях только костюмеров — шесть-семь человек, художники, два ассистента режиссера. А еще три дирижера и два пианиста, ведь задействовано два оркестра — сценический человек на 100 и дополнительный человек на 18–20, поскольку в постановке за каждого героя отвечает свой инструмент: у Вершинина — труба, у Наташи — саксофон, у кого-то скрипка, аккордеон, а у меня — бас-кларнет. При таком количестве участников репетиции режиссер умудрялся пулять такие шуточки, что тут же разряжал атмосферу — и все смеялись. Он моментально переключался с одного языка на другой, никогда не жалел слов поддержки и одобрения, выкрикивая: «Super!» А сколько у него энергии! После репетиции все сидели дико уставшие, а он каждого был готов зарядить по новой.
— Я определил для себя стиль работы Максима как «шаолинь». Он дирижирует без палочки, показывает все, прямо-таки все, как и его ассистент Альфонс Семин. Эти двое подсадили нас, певцов, на то, что можно немного расслабиться, не считать такты.
Я знаю, что Пласидо Доминго, работая как дирижер, обычно заходит к каждому певцу в гримерку узнать, как дела. Паскаль тоже заходил к каждому — поддержать и дать совет. Ни разу не видел его с недовольным лицом — всегда с улыбкой. Зальцбургский фестиваль и приглашает лучших из лучших. И вот за Паскалем, как мне показалось, будущее музыки, стоит к нему присмотреться. Зал встретил премьеру оглушительными овациями, которые сменили гробовую тишину, наступившую после финальных звуков. У меня была возможность пригласить на спектакль знакомых — после этого они купили билеты на все оставшиеся показы! До меня донеслась молва, что в этом сезоне на Зальцбургский фестиваль надо ехать только на «Трех сестер».