Ужасы американского язычества в хорроре Уильяма Брента Белла
В прокате — фильм ужасов Уильяма Брента Белла «Лукавый» (Lord of Misrule), подражание классике жанра — «Плетеному человеку» (1973) Робина Харди, где полицейский инспектор становился жертвой поклонников старинного кельтского культа. Михаила Трофименкова в «Лукавом» изумило все: от переноса действия в США до имени и внешности локального Князя Тьмы.
Любому, кто знаком с классикой кинематографа ужасов, известна одна простая истина. Нет на Земле мест страшнее, чем маленькие городки, где соседи ласково улыбаются вам, угощают свежей выпечкой и блюдут местные традиции. Викарий (приходской священник епископального вероисповедания; правда, женского пола — но термин «викарка» ценители феминитивов вроде бы пока еще не взяли не вооружение) Ребекка Холланд (Таппенс Мидлтон) и ее муж Генри (Мэтт Стокоу) синефилами явно не были, иначе не рискнули бы перебраться в патриархальный городишко, окруженный густым лесом, да еще и с маленькой дочерью Грейс. И уж тем более не пошли бы праздновать вместе с соседями День Урожая, во время которого аборигены, напялив карнавальные маски, сначала хором призывают некоего Владыку Хаоса, а затем столь же единодушно изгоняют его. Владыку зовут Гологоном: это имя произносится с экрана столь патетически, что не может не вызвать у зрителей все более и более нервный смех.
Грейс вырядилась на праздник ангелочком. Вскоре от ангелочка останутся одни крылышки. Ее уведет в лес «человек, одетый как демон». Интересно, кстати, как обычно одеваются демоны? В общем, «она нас покинула», радостно сообщают родителям лицемерные старухи из неких «Старых семей», как раз и блюдущих древние ритуалы. Впрочем, актерское дарование исполнителей главных ролей таково, что Ребекка и Генри не кажутся ни на каплю, ни на минуту безутешными.
Как становится очевидно уже минут через десять после начала фильма, местные жители — никакие не христиане, а адепты древнего языческого сатанинского культа. И Гологона они не изгоняют, а, напротив, призывают, чтобы раз в двенадцать лет принести ему в жертву очередного ребенка. Ну, а потом, до кучи, истребить или перевербовать его родителей. Первичная же ячейка культа кроется в подвале местной школы и известна как «кружок натуралистов в комнате тайн».
Какой, черт возьми, древний языческий сатанинский культ — не может не задаться вопросом любознательный зритель. Ладно, в «Плетеном человеке», которому безбожно, даже в деталях, подражает «Лукавый», дело происходило на острове у берегов Шотландии. Кельты, друиды, то да се: там-то как раз этого древнего добра навалом.
Но в «Лукавом»-то действие разворачивается в американской глубинке. Какие там языческие культы? Индейские? Или пуритане из «старых семей», не расшифровываемых иначе как потомки первых поселенцев, привезли с собой всю эту нечисть на «Мейфлауэре»? Можно, конечно, припомнить гениальный роман Нила Геймана «Американские боги» о местных божествах, духах и демонах, которых притащили с собой в Новый Свет представители всех народов мира. Но у Геймана они как раз быстро захирели в обществе свободного предпринимательства и вынуждены трудиться — кто на чикагских бойнях, кто в таксопарке. Где уж им детишек кушать.
Дальше — больше. Двери в домах начинают пугающе хлопать, словно ассистент режиссера с размаху по ним пнул. Некая писающая старуха пророчит Ребекке, что та вскоре «отправится в Черный Амбар». Ожидаешь, что пресловутый амбар окажется мистическим порталом вроде Черного Вигвама из «Твин-Пикса» Дэвида Линча. Но нет, стоит в лесу амбар как амбар. То есть не то чтобы стоит, а вроде бы возникает на время Дня Урожая, а потом исчезает. Когда же героине наконец является Гологон, непонятно, как он в пресловутый амбар залезает. Уж больно ветвистые рога у этого ходячего недоразумения, по какой-то аберрации зрения принимаемого старыми сатанистами за самого Владыку Хаоса.