Ежедневные новости о ситуации в мире и России, сводка о пандемии Коронавируса, новости культуры, науки и шоу бизнеса

Да, были груди в наше время

Памела Андерсон в «Шоугерл» Джиа Копполы

В прокат вышел фильм Джиа Копполы «Шоугерл» (The Last Showgirl), в котором Памела Андерсон сыграла свою первую главную драматическую роль. Актриса блистательно с ней справилась, вложив в героиню весь свой доселе нереализованный потенциал и наверняка почерпнув многое из личного опыта, полагает Юлия Шагельман.

Да, были груди в наше время

«Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами… В большом мире людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество. Маленький мир далек от таких высоких материй. У его обитателей стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода» — несмотря на то что с момента публикации этих слов Ильфа и Петрова до выхода на экраны «Шоугерл» прошло больше девяноста лет, они отчетливо вспоминаются при просмотре картины.

Ведь ее действие Джиа Коппола (внучка великого Фрэнсиса Форда, то есть обитательница большого мира) помещает как раз в мир маленький, трагикомичный в своей незначительности.

Событие, вовсе незамеченное большим миром, здесь становится катастрофой экзистенциального масштаба: в Лас-Вегасе закрывается шоу Le Razzle Dazzle, последний осколок эпохи пышных варьете, где не просто показывали обнаженку под музыку, а делали это с шиком-блеском, не скупясь на роскошные костюмы и декорации (пример можно увидеть в фильме Пола Верхувена «Шоугелз»). Наиболее болезненно переживает это закрытие Шелли (Памела Андерсон), шоугерл с тридцатипятилетним стажем, выходившая на сцену в Le Razzle Dazzle с самых его истоков. Ее фотография с победительной улыбкой, снятая, когда и она, и шоу были молоды и прекрасны, до сих украшает его рекламные буклеты. Теперь же оба постарели, поблекли, растеряли привлекательность и безнадежно отстали от времени, не в силах заинтересовать случайно забредающих на представление туристов, которых набирается от силы пара десятков.

Однако если для младших коллег Мэри-Энн (Бренда Сонг) и Джоди (Кирнан Шипка) Le Razzle Dazzle — это просто работа, то для Шелли это вся ее жизнь, квинтэссенция всего самого прекрасного, шикарного и элегантного, и она относится к своей роли так же трепетно, как серьезные актеры — к служению в театре. Она гордится историей шоу, восходящей к парижским варьете (остальные танцовщицы просто не понимают, о чем вообще речь), с ностальгией вспоминает годы его расцвета, когда артистки ездили по всему миру, представляя вегасский гламур, и презирает новые, откровенно сексуализированные постановки, считая их воплощением пошлости и дурного вкуса.

Конечно, эти представления Шелли о Le Razzle Dazzle всего лишь самообман, и зрители понимают это задолго до того, как получат шанс увидеть кусочек последнего шоу. Но жертвы, которые она принесла ради него, реальны, и самая болезненная из них — отношения со взрослой дочерью Ханной (Билли Лурд), почти не получавшей от матери внимания в детстве, а теперь не пускающей ее в свою жизнь. Попытки Шелли восстановить оборванные связи теперь, когда на месте шоу образовалась огромная дыра, которую она не знает чем заполнить, выглядят почти так же жалко, как ее рассуждения о «парижской культуре «Лидо»».

Читать также:
Цифровое бездействие

Андерсон, Коппола и сценаристка Кейт Герстен, безусловно, сочувствуют своей героине, но не идеализируют ее.

Шелли при всей хрупкости и уязвимости может быть и поразительно эгоцентричной, и жестокой, пусть и не намеренно. Варясь в собственных горестях, она оказывается глуха к окружающим в минуты, когда им больше всего требуется поддержка, и к Ханне, и к Джоди, которая видит в ней материнскую фигуру (но, конечно, Шелли, не справившаяся с настоящим материнством, не может сыграть эту роль), и к старшей подруге Аннет (Джейми Ли Кертис), когда-то танцевавшей в Le Razzle Dazzle, а теперь разносящей коктейли в казино, где ей тоже наступают на пятки молодые сменщицы.

Все эти несчастные души томятся в маленьком мирке непарадного Лас-Вегаса, снятого оператором Отем Дюральд на зернистую 16-миллиметровую пленку. В беспощадном дневном свете заброшенные пустыри, трещины на асфальте и сетчатые заборы так же хорошо заметны, как морщины, поплывший макияж и отросшие седые корни волос. А когда спускается вечер, все они никуда не деваются, как бы ни старались город и его обитатели скрыть их под разноцветной иллюминацией, блестками и перьями. Эти атмосферные кадры создают элегическую интонацию фильма, восполняя порой нехватку нарративного «мяса», ведь история сама по себе здесь очень простая и незамысловатая, даже для экономных 88 минут хронометража.

По сути, «Шоугерл» — это еще одна вариация на тему изнанки гламура, беспощадного бега времени и иллюзий, не столько утраченных, сколько как-то незаметно растворившихся.

Подход авторов одновременно честен и эмпатичен: их герои могут быть недалекими, самостоятельно упустившими все свои шансы, променявшими что-то очень важное на «груди, стразы и радость», как Шелли характеризует свое шоу. Но это живые люди, и они заслуживают того, в чем мир больших вещей и событий отказывает им снова и снова,— серьезного к себе отношения.