Майк Флэнаган экранизировал «Жизнь Чака» Стивена Кинга
В прокат выходит «Жизнь Чака» Майка Флэнагана — экранизация одноименной новеллы Стивена Кинга. Мировая премьера картины состоялась в 2024 году на кинофестивале в Торонто, где она получила главную награду — приз зрительских симпатий. Юлия Шагельман не разделяет восторгов фестивальной аудитории.
«Жизнь Чака» не первое и не последнее обращение Майка Флэнагана к творчеству Стивена Кинга. В 2017 году он снял для Netflix «Игру Джеральда», а в 2019-м, уже для большого экрана, продолжение «Сияния» — «Доктор Сон». А следующим проектом режиссера станет новая, многосерийная экранизация «Кэрри» для стриминга Amazon. Так что можно сделать вывод, что «король ужасов», с одной стороны, легко раздающий права на свои произведения направо и налево, а с другой — весьма ревниво относящийся к результатам адаптаций, Флэнагану доверяет. Возможно, потому, что тот подходит к его текстам с сугубым почтением, которое, увы, его новой работе идет уже во вред, лишая ее какой-либо самостоятельной ценности.
В отличие от почти всей фильмографии Флэнагана, поставившего пару драм в начале 2000-х, но затем окончательно переключившегося на ужастики, «Жизнь Чака» — не хоррор. В основу сценария, написанного самим режиссером, легла новелла из опубликованного в 2020 году сборника «Будет кровь» (If It Bleeds), и это скорее философская притча с элементами фантастики, куда более близкая по духу классическому фильму Фрэнка Капры «Эта замечательная жизнь» (1947), чем той же «Игре Джеральда».
Как и новелла, картина Флэнагана состоит из трех частей, выстроенных в обратном порядке. В первой учитель Марти Андерсон (Чиветел Эджиофор) безуспешно пытается привить школьникам любовь к Уолту Уитмену, но их больше занимают страшные новости о том, что Калифорния обрушивается в океан. И это только начало чего-то весьма похожего на конец света. Природные катастрофы продолжаются по всему миру восемь месяцев подряд, технологии отказывают, вспыхивает эпидемия самоубийств, с которой приходится иметь дело в том числе бывшей жене Марти, медсестре Фелисии (Карен Гиллан).
Но есть странная деталь, которая привлекает внимание Марти даже в такой обстановке: весь его город завешан странными билбордами с портретом улыбающегося мужчины (Том Хиддлстон) в очках и костюме и надписью «39 прекрасных лет! Спасибо, Чак». Благодарности Чаку показывают и по телевизору в перерывах между очередными апокалиптическими выпусками новостей. Но никто не знает, кто это такой и за что ему говорят «спасибо».
Об этом расскажут вторая и третья части картины, посвященные уже непосредственно загадочному Чаку. Причем «расскажут» в самом буквальном смысле: голос закадрового рассказчика (Ник Офферман), в первой главе лишь подававший короткие пояснительные реплики, во второй и третьей набирает обороты и в конце концов подчиняет себе все, не замолкая ни на минуту.
Если поначалу Флэнаган намеренно озадачивает зрителей, заставляя их так же, как героев, строить догадки о причинах вселенской катастрофы и задаваться вопросами, на которые нет внятных ответов, то дальше по ходу фильма он словно перестает доверять аудитории. Прием с закадровым голосом доходит до абсурда — если на экране один персонаж посмотрит на другого, то рассказчик непременно прокомментирует: «Он посмотрел на нее». На актерскую игру талантливого каста режиссер тоже не полагается: если кто-то что-то подумал или почувствовал, рассказчик обязательно растолкует, что именно. И это в придачу к диалогам, в которых сами персонажи не по одному разу прямым текстом проговаривают свои мысли и чувства.
Особенно это раздражает во второй части, в которой Чак, услышав игру уличной барабанщицы (Тэйлор Гордон), вдруг пускается в пляс, подхватив случайную прохожую (Анналиса Бассо). Хиддлстон и его партнерша действительно великолепно танцуют, и этот эпизод, отсылающий к классическим мюзиклам золотого века Голливуда, мог бы наполниться настоящей магией кино, позволь режиссер ему задышать свободно. Но нет, непрерывно бубнящий закадровый голос убивает на корню и вдохновение, и волшебство, и эмоции. В последней же главе фильм, начало которого было таким интригующим, окончательно превращается в аудиокнигу с картинками. Да еще такую, где почти непристойная сентиментальность как-то незаметно, но бесповоротно подменяет кинговский гуманизм.